– Что, испугался Белая голова?
– До дрожи, – соврал Иван. – Пропусти меня, наконец, старый мошенник!
Вслед за другом он выбрался из гранитной ловушки. Отряхнулся – мелкий сор набился за воротник. И только потом обнял холодные, жесткие плечи, похлопал по шершавой спине.
– Ты всё такой же крепыш, Кривой!
Довольный трётль приосанился:
– Я стар, как эти холмы, ещё немного – и рассыплюсь белым песком. Мыши копошатся у меня на спине, птицы вьют гнезда на голове, бесстыжие улитки обгрызают пальцы, Белая голова – они едят меня, а не я их! Кстати…
Стараясь не засмеяться, Иван наблюдал, как меняется морщинистая физиономия трётля из важной и грозной превращаясь в просительно-жалобную, как широко раскрывается красный глаз посреди лба и скорбно опускаются уголки жабьего рта.
– Ты ведь не забыл обо мне, приятель? Гуляя по Тропе Духов ты помнил – истосковавшийся, дряхлый Кривой ждет в милой долине, где прошла твоя юность?
Нарочито неторопливо Иван запустил руку в кармашек, пошарил там, подбросил в воздух блестящий кристалл лунного аметиста. Трётль, словно пес, подхватил подачку в воздухе и зачавкал, пуская маслянистые слюни.
– Вы, люди, ничего не понимаете ни в хорошей пище, ни в подлинной красоте. Окажись я там, где растут вкусные камушки – корни в скалу пустил бы!
– Полетели, Кривой! Мой быстролет в поселке, до канадского космопорта час, до Луны две недели пути – и пируй себе на здоровье.
Физиономия трётля сморщилась, он повернулся к собеседнику задом и выразительно приподнял хвостик. Ни один из немногочисленного скалистого племени ни разу не соглашался подняться в воздух, зайти в поселок, сдать анализы или допустить к себе ученых с их пробирками и иголками. Спустя полвека после того, как разбуженные и очень сердитые трётли забросали камнями команду мелиораторов, потревоживших их покой в долине Канак, почти ничего не изменилось. Самые молодые из каменных скандалистов, те, кто не помнил ни викингов ни зеленых лугов, начали понемногу выходить к людям, менять куски лазурита и грубые резные фигурки на овечье молоко, помогали сторожить отары, дразнили неугомонных собак. Старики же по-прежнему держались поодаль от шума и суеты, опасаясь – вот-вот снова загрохочут ненавистные колокола и злые человеки с железными топорами, плугами и мотыгами начнут выживать их с насиженных мест.
Чем Иван привлек ворчливого трётля, осталось тайной. Но они дружили почти сорок лет – с того дня, как мальчишка-школяр потерял в сугробе коммуникатор и вывихнул ногу, пытаясь достать аппарат, а нескладный каменный урод вытащил человека до трассы, и ничтоже сумняшеся сел на дорогу, чтобы остановить снегоход. Иногда Кривой казался Ивану младшим братишкой, порой – упрямым и хитрым зверем, изредка стряхивал напускное юродство и становился мудрым как отец. Мог и напакостить – когда им с Майрой захотелось провести медовый месяц в палатке на берегу тихой гренландской шхеры, через день туда собрались песцы, лемминги, гнус и мошка со всей округи. Обнаружив в котелке теплый привет от белой полярной лисички, подруга в то же утро собрала вещи.
– Эй, уснул, бездельник? – трётль больно ущипнул Ивана за ухо. – Пошли, что вкусное покажу.
Под лакомствами у третлей подразумевались весьма странные вещи – заношенные ботинки, к примеру, зеленые стекла (белых они не ели), покрытый плесенью сыр, перекисшее молоко. Но у Кривого и вправду нашелся сюрприз. Пролезть сквозь крохотное отверстие в скальной выемке оказалось немыслимо, даже руки туда проходили с трудом, но разглядеть удалось. Огонек свечи отразился в тысячах острых граней, заплясал золотом на багрянице – за толщей породы таилась великолепная гранатовая щетка.
– Чудно, а? Помирать буду – съем напоследок, – горестно вздохнул трётль. – Будет что вспомнить _там_.
Неподдельное уныние в голосе друга насторожило Ивана. Он внимательно оглядел бугристую каменную тушу, и увиденное его не обрадовало. Сланцевые пластинки, покрывающие бока и спину потускнели, потрескались, пальцы ног искрошились и в приоткрытой пасти явно не хватало зубов.
– Ты, Кривой, загибай да не загибайся! Захворал что ли или седалище на камнях отморозил?
– Старый стал. Мы, трётли, с годами скидываем шкуры – пока есть что сбрасывать, мы линяем, когда нет – застываем, превращаемся в валуны. Пришло моё время. Хорошо, хоть увиделись напоследок, Белая голова, прилетел порадовать друга, побаловать. Кстати?
Читать дальше