Иван зашнуровал ботинки, снял коммуникатор с запястья, мельком глянул на себя в зеркало – настоящий суровый викинг. Челюсть вперед, грудь колесом потертая куртка грубо заштопана на плече. Не хватало только кудрей и щетины, но за три месяца волосы не отрастут. Пошарив в кладовке, Иван отыскал полосатую шапку. Теперь хорошо.
На окраине поселка мохнатым клубком грелись на солнце псы. Завидев чужого, они залаяли для приличия, потом один за другим подошли обнюхать. Синеглазые симпатяги хаски порой свирепели не хуже волков – Ивану случалось находить растерзанных оленят – но сейчас звери были сыты и дружелюбны. И устоять против их обаяния мог разве что человек без сердца. Разве можно не потрепать мягкие уши и пушистые шеи, не погладить по спинам, не подставить ладонь коричневому мокрому носу? Молодой дурашливый пес увязался следом за человеком и сопровождал его с километр. Потом сел, почесался, тихонько гавкнул и потрусил назад – летняя тундра его не прельщала.
Проезжая дорога окончательно заросла – чтобы сберечь почву, старались летать или ездить с упряжками. На покрытых низкой травой холмах сгрудилось стадо овец. Силуэт высокого пастуха, его маленькая бородка и широкие, когда-то могучие плечи показались Ивану знакомыми. Сколько же ему лет? Тридцать четыре года назад старик уже выглядел древним, как скалы.
Эсперанто патриарх не понимал (или не хотел понимать), пришлось вспомнить полузабытый датский. За памятливость Иван получил кружку теплого молока и черствую краюху. Кисловатый, ржаной вкус, наполняющий рот слюной, был вкусом детства – никакие изыски автоварок не сравнятся с хлебом, выпеченным на огне. Наверняка в избушке у старика стоит печка, такая же древняя, как он сам. По вечерам пастух подсовывает полешки в приоткрытую дверцу, греет натруженные ладони, помешивает вилкой мясо, аппетитно шипящее в сковороде. И никаких ледяных дождей, фонящих астероидов, суточных вахт…
У маленького озерца, похожего на девичье зеркало, одинокий школяр маялся с удочкой. Глядя, как неумеха в очередной раз зацепился крючком за штаны, Иван шагнул к нему, но вовремя остановился и только приветственно помахал рукой. Если б ему кто-то помогал возиться с огромными ржавыми ножницами, он никогда бы не научился стричь овец. И ведь мальчишкой злился до слез – есть печатные станы, на которых за полчаса создается любой наряд, есть заводы органики, на которых шерсть можно производить тоннами, есть машинки для стрижки в конце концов, зачем вкалывать до кровавых мозолей?! А потом понял.
Ручеек, втекавший в озерцо, спускался со скалистой возвышенности. То перескакивая через препятствия, то осторожно обходя шаткие камни, Иван начал карабкаться вверх. Впереди ждал узкий проход между могучими валунами, а за ними долина, усеянная моренами, покрытая мягким мхом. На полпути пришлось сделать привал – штифт в ноге напомнил о себе. «Выйду в отпуск – наращу настоящую кость» в очередной раз пообещал себе Иван и рассмеялся. Он уже на Земле и потратить три месяца на больницу – слишком большая роскошь. С мальчишками договорились слетать в Техас, посмотреть на диких мустангов и индейский лагерь в прерии. Меган ждет-не-дождется поездки в московский кукольный театр, мечтает увидеть механические часы с танцующими фигурками. Хотя бы недельку хочется отдохнуть всей семьёй у теплого моря, поплавать с дельфинами. Леночкиных родителей тоже надо бы навестить. И к матери заглянуть… если она оторвется от своих драгоценных неудобочитаемых фолиантов ради сына. А всё свободное время, как в юности, бродить по тундре, любоваться на шхеры и морских птиц.
Опираясь о камни, Иван поднялся, пошевелил ногой – боль утихла. Тепло навевало дремоту, хотелось растянуться на мху и смотреть сладкие сны. Успеется! Над головой еле слышно перекрикивались чайки, где-то внизу тявкал песец, слышался шум воды. Дорожка становилась всё уже, местами приходилось идти, прижимаясь к скалистой стенке, перебираться через завалы, сползать с выступов. Иван почувствовал, что дыхание начинает сбиваться. Во внеземелье проще – умный скафандр следит за обменом веществ. А здесь приходится самому.
Вход в долину казалось стал ещё теснее, весенние ручьи нанесли мусора и песка. Наметанным глазом Иван приметил голубой осколочек лазурита – щедрость гор не иссякла. Наклонив голову, он осторожно протиснулся в удивительно неудобный лаз навстречу голубоватому свету. И тут началось.
По скале зашуршали мелкие камешки, потом застучали осколочки покрупнее, прогрохотал увесистый валун. Заорали перепуганные птицы, вздрогнули стены. Раздалось свирепое, поражающее воображение рычание – издавать такие звуки мог только огромный, голодный хищник. Буквально из ниоткуда возникла огромная смрадная пасть, усеянная многочисленными зубами. Чудовище подкатилось к Ивану, готовое наброситься, растерзать, вырвать сердце из бедной груди… И расхохоталось.
Читать дальше