***
Шестилетнего Сеню Редькина и его младшую на два года сестрёнку Свету эвакуировали из города за неделю до официальной даты начала блокады. Это обстоятельство впоследствии вычеркнуло их из списков детей блокады, и, будучи уже взрослыми, они сознательно не добивались спорной справедливости.
Везли их эвакопоездом с сотней таких же ребятишек без родителей, лишь с несколькими воспитательницами срочно образованного детского дома, куда-то за Урал. Другие вагоны также были переполнены беженцами: целые семьи комсостава и партработников; защищённые бронью трудовые коллективы; болезненные граждане призывного возраста; сердобольные женщины и заботливые мужчины, вспомнившие о сибирских родственниках – все стремились перебраться подальше от войны, которая, и все понимали это, будет долгой и беспощадной. Конечно, в вагонах слышалась гармошка: «…от тайги до британских морей…» – но поток в эту самую тайгу был колоссальный.
…Первой же бомбой был повреждён паровоз. Он наехал на собственные обломки и сейчас лежал на боку вместе с тендером и первым вагоном. Остальные, с дырявыми крышами от пуль немецкого бомбардировщика, оставались на рельсах, а в середине состава один вагон выгорал изнутри.
Собственно говоря, всё уже кончилось, или почти всё: немецкий асс с национальной тщательностью завершал начатое. Его Ju-87 сделал эффектный разворот, лёг на боевой курс, и вот уже стремительной хищной птицей летел вдоль железнодорожного полотна, скользя чёрной тенью по рукотворному аду. Пилот нажал гашетку, и пули двумя параллельными потоками зашлёпали по веткам деревьев, траве, разбросанным вещам, телам убитых и ещё живых, обрывая последнюю надежду на спасение.
Смертоносный дождь приближался к маленькому Семёну. Завершающая атака застала мальчика сидящем на открытом зелёном бугорке, в окружении спелой брусники, Светка была рядом, одной рукой держалась за брата, а второй ела эту самую бруснику. Семён видел цепочки шлепков, видел, как они в клочья рвут людей и не детским умом понял, что один из них предназначен им: или для него или для сестры. Мальчик заплакал, снял матросскую шапочку и прикрыл ей девочку. Сейчас всё кончится.
Но случилось нечто другое. Светка оттолкнулась от брата и поползла в сторону за очередной порцией ягод, прямо под пулемёт немецкого Юнкерса. У Сени, словно кипятком окатило барабанящее сердце, а в голове кто-то приказал: «Задержи!» Мальчишка повалился на бок, поймал за ногу сестру, с силой потянул к себе. В то же мгновение в камешек на пустом месте попала обманутая пуля.
Детям повезло: самолёт чиркнул по ним своей тенью и улетел, а они были живы. Лишь у Семёна капельки крови проступили на детском чулочке – камешки посекли.
…Семён Савельевич стряхнул наваждение. Огляделся. Чёрного пса рядом не было. На его месте на земле валялись мокрые фантики от двух конфет-сосулек. Старик их поднял и положил в карман. Затем близоруко посмотрел на часы, вздохнул: на метро он безнадёжно опоздал, оставался коммерческий автобус, на остановку которого он и поспешил.
Ливень кончился.
***
Народу в небольшой китайский автобус набилось много, но Семёну Савельевичу уступили место, так что он ехал с относительным комфортом: сидел у окна в тесном, рассчитанным на мелких китайцев, кресле, с эргономикой табурета школьного урока труда. Автобус двигался рвано, приходилось цепко держаться за пластиковый поручень на спинке впереди стоящего кресла, периодически стряхивая с руки дождевые капли с капюшона качающегося пассажира. Зато в салон проникала танцевальная таджикская музыка, явно недооценённая большинством, даже несмотря на фрагментарное караоке водителя.
Два бритоголовых меломана после очередного глотка пива сделали ему замечание:
– Эй, Гук, мы не в оккупации. Чтобы через секунду Ой играла!
И странное дело, в репродукторе зазвучала… Впрочем, для Семёна Савельевича все внешние звуки перестали существовать, когда по сердцу резанула невинная фраза, весело брошенная с соседнего ряда:
– Танюша, милая! Сфотографируй нас!
Старик закрыл глаза.
«Зачем? Зачем опять? Ведь всё доказано ещё тогда…»
***
Зима в Сибири должна быть снежной и морозной, и уж если романтика, то по полной. В конце концов, не столько за рублём сюда ехали девушки и юноши со всей страны, сколько за настоящей жизнью, полной дружбы, любви и смысла.
Семён Савельевич понимал и поддерживал настрой молодёжи, хотя сам оказался зимой 1975 года на малом БАМе за «баранкой» «Урала» -хлыстовоза всё же из-за «северных».
Читать дальше