Алан Фостер: Чужой-3 (перевод А.К. Андреева)

— Она жива.

Эндрюз нахмурился, потом одарил Клеменза издевательской улыбкой:

— Благодарю вас, мистер Клеменз. Вы сообщили чрезвычайно полезные сведения. И хотя я не хотел бы иного исхода или во всяком случае не должен был бы надеяться на него, то отсюда следует, что мы столкнулись с серьезной проблемой, не так ли?

— Вам не о чем беспокоиться, сэр. Думаю, мы сможем поставить ее на ноги. У нее нет ни внутреннего кровотечения, ни переломов, ни даже серьезных растяжений. Надеюсь, скоро она совсем поправится.

— Именно это, как вам, мистер Клеменз, без сомнения, хорошо известно, меня больше всего и беспокоит. — Эндрюз окинул женщину оценивающим взглядом. — Лучше бы она здесь не появлялась. Лучше бы ее здесь вообще не было.

— Не хотелось бы, чтобы вы сочли мои слова непочтительными, но осмелюсь заметить, сэр, у меня такое ощущение, что она охотно согласилась бы с вами. Судя по тому, какой была посадка аварийно-спасательного корабля, и по его состоянию, которое я имел возможность оценить собственными глазами, могу сказать, что в этой истории у нее был чертовски небогатый выбор. У вас есть предположения, откуда они взялись? С какого корабля?

— Нет, — пробормотал Эндрюз. — Я отправил рапорт руководству Уэйленд-Ютани.

— Они ответили? — Клеменз держал Рипли за запястье, делая вид, что проверяет ее пульс.

— Если это можно назвать ответом. Они подтвердили получение моего рапорта. И все. Кажется, после моего сообщения у них пропало всякое желание говорить.

— Это можно понять, если потерянный корабль представлял для них большую ценность. Думаю, теперь они носятся как сумасшедшие, пытаясь догадаться, что следует из вашего рапорта, — и Клеменз улыбнулся, с удовольствием представив себе переполох в стане набобов Компании.

— Если ее состояние изменится в ту или другую сторону, тотчас дайте мне знать.

— Например, если она вдруг, к счастью, испустит дух?

Эндрюз свирепо посмотрел на медика:

— Клеменз, с меня и без того достаточно неприятностей. Будьте хоть немного сообразительней и не создавайте новых проблем. Не заставляйте меня думать не только об этом чертовом спасательном шлюпе, но еще и о вас. Нам не нужна чрезмерно высокая смертность. Возможно, это вас удивит, но я искренне надеюсь, что она выживет. Хотя она, когда очухается, может подумать как раз обратное. — Начальник колонии повернулся к заместителю: — Пойдем.

Эндрюз и Эрон вышли. Женщина негромко застонала, заметалась на постели. Любопытно, размышлял Клеменз, что это, нормальная реакция на те медикаменты, которые он поторопился ввести ей, надеясь на мгновенный положительный результат или их побочный нежелательный эффект? Он сидел рядом с койкой, наблюдая за пациенткой и испытывая бесконечную благодарность судьбе, которая дала ему возможность быть здесь, рядом с этой женщиной, смотреть на нее, ощущать исходящий от нее запах. Он уже почти забыл, что значит женское общество. Одним своим появлением она пробудила множество воспоминаний. Если не обращать внимание на кровоподтеки и следы усталости, она очень красива, подумал Клеменз. Даже намного красивее, чем можно было бы ожидать.

Рипли снова застонала. Нет, это не от боли и не от его медикаментов, решил Клеменз. Ей снились какие-то кошмары. Это не страшно. В конце концов, сны ей не повредят.

Огромный четырехъярусный зал освещался скудно. Заключенные столпились на втором ярусе. Они негромко переговаривались, опершись на перила; кое-кто покуривал сигареты с растительно-синтетической смесью. Верхние ярусы были пусты. Как и большинство других сооружений на Фиорине, располагавшийся в глубине шахты зал предназначался для многих сотен людей, а не для пары дюжин собравшихся сейчас здесь заключенных.

По приказу начальника колонии сюда пришли все двадцать пять обитателей колонии: молодые, не слишком молодые и те, для кого молодость была лишь смутным приятным воспоминанием, но все с жесткими чертами худых лиц, все наголо остриженные. Эндрюз расположился лицом к заключенным, рядом с ним сидел его заместитель. Клеменз, как и приличествовало его особому статусу, стоял немного в стороне и от заключенных и от тюремщиков.

Двадцать пять заключенных и всего два надзирателя. В любой момент заключенные могли бы наброситься на начальника колонии и его заместителя и без особых проблем скрутить их. А что дальше? После мятежа они стали бы хозяевами того комплекса, где жили и сейчас. Бежать здесь было некуда: на Фиорине не существовало лучших мест, запретных для заключенных. Зато когда прилетит очередной транспорт с продуктами и другими грузами, его экипаж быстро поймет, что к чему, не станет сбрасывать грузы и сообщит о мятеже. Потом прибудет до зубов вооруженный отряд. Солдаты быстро расправятся с подстрекателями и руководителями мятежа, а всем другим мятежникам, если им удастся остаться в живых, добавят срок.