Дэн Симмонс - Полый человек

На секунду Джереми растерялся, но потом понял причину этого явления. У Робби был поврежден мозг. Вероятно, целые его области оставались неактивными. Мальчик не получал важной информации от органов чувств, почти не взаимодействовал с окружающей средой, практически не имел доступа к волнам вероятности Вселенной и был лишен выбора, и поэтому его сознание – или то, что заменяло ему сознание, – обратилось внутрь. То, что Бремен сначала принял за мощный ментальный щит, было всего лишь прочным шаром замкнутости в себе, более прочным, чем при аутизме или кататонии. Робби был абсолютно одинок.

Джереми перевел дух и снова попробовал преодолеть барьер, на этот раз уже осторожнее, нащупывая границы фактического ментального щита, словно человек, в темноте бредущий вдоль шершавой стены. Где-то должен быть пролом.

И он был. Не столько пролом, сколько слабое место – один расшатанный камень.

Бремен теперь чувствовал биение скрытых за стеной мыслей, как пешеход по вибрации тротуара чувствует поезда метро глубоко под землей. Он сосредоточился, усиливая давление. Тонкая больничная рубашка взмокла от пота. Зрение и слух ослабли – на них просто не хватало сил. Это не страшно. Как только контакт будет установлен, он сможет расслабиться и медленно открыть каналы для зрительных образов и звуков.

Джереми почувствовал, как стена поддается – все еще пружинит, но уже начинает отступать под безжалостной мощью его воли. От напряжения на висках у него вздулись вены, лицо исказилось, а мышцы шеи свело судорогой. Стена прогнулась. Мысль Бремена, словно сокрушительный таран, обрушивалась на прочную, но вязкую дверь.

Она прогнулась еще больше…

В этот момент Джереми, казалось, мог силой мысли двигать предметы, крошить кирпичи и останавливать птиц в полете.

Ментальный щит продолжал гнуться. Бремен наклонился вперед, словно навстречу сильному ветру. Он не воспринимал ни нейрошум, ни окружающую обстановку, ни самого себя – осталась только сила воли.

И вдруг – прорыв, волна тепла, ощущение, что он падает. Бремен взмахнул руками и открыл рот, чтобы закричать…

Рта не было.

Кувыркаясь, Джереми падал во тьму, которая разверзлась не только в его сознании, но и под ногами, там, где секунду назад находился пол. На мгновение перед глазами мелькнула картина – его тело, бьющееся в ужасных конвульсиях, – а потом снова тьма.

Он падал в безмолвие.

Падал в пустоту.

Пустота.

Джереми внутри. Он летит сквозь слои медленных теплых потоков. Бесцветные вихри разлетаются от него во все стороны.

Черные сферы взрываются и ослепляют его. Водопады прикосновений, ручейки запахов, тихая нить равновесия на безмолвном ветру.

Бремена поддерживают тысячи невидимых рук – трогают, исследуют. Кончики пальцев касаются его губ, ладони скользят по груди, по животу, обхватывают пенис – бесстрастно, как на осмотре у врача, – и движутся дальше.

Внезапно он оказывается под водой… Нет, в какой-то жидкости плотнее воды. Он не может дышать и отчаянно молотит руками и ногами, сопротивляясь вязкому потоку, пока не чувствует, что всплывает. Здесь нет ни света, ни направления – только слабая гравитация, тянущая вниз , но Джереми загребает руками сопротивляющийся гель, сражается с невидимой силой, понимая, что остаться тут – все равно что быть погребенным заживо.

Вдруг вязкая субстанция исчезает, и Бремена вытягивает наверх, словно вакуумом, сжимающим его голову. Его сдавливает, стискивает, сминает с невероятной силой, и ему кажется, что поврежденные ребра и череп вновь распадаются на части, а потом его как будто проталкивают сквозь сужающееся отверстие, и голова выныривает на поверхность.

Джереми открывает рот для крика, и в его грудь устремляется воздух, словно вода в тонущего человека. Он все кричит и кричит, а когда умолкает, то не слышит эхо своего голоса…

Бремен приходит в себя на широкой равнине. Он не знает, день это или ночь. Все пронизано бледным желтовато-розовым светом. Земля твердая и покрыта отдельными оранжевыми чешуйками, уходящими в бесконечность. Горизонта нет. Бугристая почва похожа на пойму реки во время засухи, думает Джереми.

Неба нет. Вместо него – слои кристаллов такого же персикового цвета. Бремену кажется, что он лежит в подвале небоскреба из прозрачного пластика. Пустого. Он лежит на спине и смотрит вверх сквозь бесконечные этажи застывшей пустоты.

Наконец Бремен садится и осматривает себя. Одежды нет. Ощущение такое, что по коже прошлись наждачкой. Он проводит ладонью по животу, касается плеч, рук, лица, но только через полминуты понимает, что на нем нет ни ран, ни шрамов – ни сломанной руки, ни царапины от пули, ни треснувших ребер, ни следов от укусов на бедре и в боку – ни, насколько он может судить, сотрясения и царапин на лице. На секунду приходит безумная мысль, что это не его тело, но потом Джереми видит шрам на колене от старой мотоциклетной аварии и родинку на внутренней стороне предплечья.