Алексей Смирнов - Опята. Роман

– Я уже знаю, – сказал студент. – «Агентство, или бюро универсальных услуг». Всякая шушера уйдет восвояси ни с чем, а деловые люди быстро смекнут, что к чему.

– Это разумно, – одобрил Куккабуррас. – Я берусь оповестить деловых людей. Хотя такие рекомендации мне могут аукнуться.

– Нам нужны соответствующие визы, разрешения, справки, регистрация и, разумеется, помещения, посевные площади, пахотные земли. Желательно, чтобы это вплеталось в сеть общественных туалетов. В этих местах накапливается особенная аура.

– Так мы же в таком сегодня откушали! – расхохотался Эл-Эм. – Вы разве не помните? Там прежде был сортир, его переделали сперва под шалман-распивочную, а после накопления фондов сделали ресторан. Мне, разумеется, впадлу закусывать у параши, пускай даже бывшей, но я – один из совладельцев этого заведения, так что волей-неволей… простительно. Поставлю свечку Николаю Чудотворцу и отмолю грех.

Гастрыч притворно всплеснул руками:

– Так это мы вас нагрели! Простите великодушно…

Куккабуррас нахмурился и обиделся:

– Вы можете поселить туда всех своих двойников и набивать им утробы, сколько понадобится. Мой бизнес как-нибудь выдержит такой катаклизм. Вот Гамлет не выдержит, – Эл-Эм сменил гнев на милость и улыбнулся краешком рта. – Хорошо. Считайте, что точка у вас будет, даже несколько. Если возникнут проблемы с сырьем-удобрением – обращайтесь и спрашивайте, проблем не возникнет. Но наша-то в чем корысть? Нахрена попу гармонь?

– Вы же будете получать декокт, – удивился Амбигуус-старший. – Он же – декохт. Отвар. Дозированный поминутно, посекундно, посуточно. Вы сможете отправлять ваших людей на любые задания, в то время как сами эти люди будут предаваться прилюдным утехам в саунах, барах и казино. Идеальное алиби.

– Ну да, ну да… Совсем разжиреют, потеряют сноровку, – хмуро ответил Эл-Эм. – Ладно. Я буду устраивать им специальные сборы, семинары и тренинги, чтобы не потеряли форму. Расширю спортивную базу… А то надублируете растяп, которые еще и раствориться не успеют, как их сцапают. Послушные, говорите? Вот языки-то и пораспустят.

– Послушные – Вам. Вы прикажете – они и не распустят, – убедительно молвил Гастрыч. «Ты не встанешь – он не взлетит», – процитировал он Роберта Рождественского. – Для них первое слово главнее второго. Первое слово сказал Ленин, а второе – Гитлер… Первое слово съела корова… Ну, со временем мы насобачимся печатать их вообще без языков.

– Хорошо, тогда наше слово – купеческое, несъедобное, – важно сказал Куккабуррас и начал вставать. Извлекунов и Гастрыч метнулись к нему, чтобы поддержать за локти. – Вы бы хоть попрыскали тут чем – одеколоном, что ли, – посоветовал тот на прощание.

22. Давно

Корысть была не очевидна, вопрос был задан неспроста.

«Зачем я должен платить им за отвар, когда могу просто взять его?» – мрачно размышлял Куккабуррас по дороге домой. Гориллоиды, хранившие его искривленное тело, сидели безмолвно и только сияли зелеными, таксистскими огоньками глаз, словно придуманные чучела для детского аттракциона ужасов и неожиданностей. «Мы свободны, – предупреждали таксисты. – Присаживайтесь. Больно не будет».

«Затем, что ты не знаешь, как его делать», – Артур Амбигуус-младший раздумывал о том же, и мысли их каким-то образом соприкасались в эфире и сообщались друг дружке.

«А ты мне расскажешь, – отзывался Куккабуррас. – Ты же догадываешься, что мне рассказывают все и про все, когда мне этого хочется».

Свечение глаз гориллоидов, ловивших куцые обрывки этих неизбежных телепатических переговоров, усиливалось. Когда шеф просил, они побуждали к откровенности молчаливых упрямцев.

«Я расскажу, – немедленно согласился собеседник. – Но только сначала я все расскажу Давно…»

Куккабуррас помрачнел еще гуще, став похожим на ящера, которому приставили вилы к горлу, предварительно подсунув зубья под защитные пластины панцирной чешуи. «Давно» не было словом, обозначавшим время свершения какого-то важного события – убийства, грабежа, зачатия, разборки, отсидки. «Давно» было кличкой, погонялом, и говорило, скорее, о любимом действии Давно: давить, да так, что из раздавленного получалась рифма… Такое разъяснение обычно вызывало всеобщий смех – по ситуации. Эл-Эм поморщился. Когда и как этот молокосос узнал про Давно?

Ответ прилетел сам собой, соловьем из никогдашнего лета: «Я не знаю Давно. Но с этим Давно чалился Гастрыч…»