Борис Фрадкин - Пленники пылающей бездны. Повесть

Еще трое суток…

Для жизни ничтожно мало, для предстоящей борьбы бесконечно много. Уже и сейчас в голове разлит расплавленный свинец и все тело кажется погруженным в кипяток. Невыносимо ноет левая рука. Дыхание становится затрудненным, астматическим. Чем поддержать себя в этой борьбе? Трое суток… целая вечность…

Взгляд Николая Николаевича остановился на маленькой круглой коробочке - это было все, что осталось от Павла. Коробочка одиноко лежала на пульте, перед креслом, в котором не так давно сидел Павел. На глянцевой поверхности пульта видно ее отражение…

- Таня, - обратился Дектярев к коробочке, - мы остались вдвоем. Я никогда не видел тебя, но я тебя знаю. Ты замечательная девушка, у тебя должно быть доброе сердце. Помоги мне, Таня.

Он уперся локтем левой руки в подлокотник кресла. Небольшого усилия оказалось достаточно, чтобы его тело, совсем недавно весившее восемьдесят девять килограммов, пушинкой поднялось над пультом. Геолога перевернуло, и он стал падать боком. Падение длилось минуты полторы. Толчок о приборы был почти неощутим. Его снова приподняло над пультом, но он успел оттолкнуться плечом и передвинуть себя по направлению к коробочке. Расстояние в два метра пришлось преодолевать так долго, что за это время можно было бы не спеша обойти кругом Красную площадь.

Немеющие пальцы долго ловили гладкий пластмассовый футляр. От напряжения на лбу его выступили крупные капли пота. Казалось, еще одно усилие - и он лишится сознания. Но он не дал, не позволил себе этого.

Затолкнув коробочку в боковой карман комбинезона, передохнув и собравшись с силами, Николай Николаевич оттолкнулся от пульта и упал на пол около лесенки. Теперь осталось подняться по скобам. Будь тяжесть чуть побольше, геологу не удалось бы выполнить свою затею. Но тело его весило не больше килограмма. Бесчувственными скрюченными пальцами он цеплялся за металлические перекладинки, толчками передвигая себя к открытому люку.

Наконец он оказался в кресле связиста. Немало труда и времени потребовалось, чтобы установить ленту в звукосниматель.

«Здравствуй, Павлуша!»

Николай Николаевич сжался и застонал: вместе с голосом Тани ворвались в кабину звуки подлунного мира. Это были голоса множества людей, это был шум улицы, шелест листвы, звук открываемых дверей. Это было прикосновение дорогих рук, забытая ласка, сияние глаз.

«Вот я и на Луне. Представляешь, как я волновалась, когда выходила из ракетоплана? Сильнее, чем во время старта. И до сих пор не могу еще осознать, что я не на Земле, что нас с тобой разделяет такое огромное расстояние…»

Закрыв глаза и уронив голову на грудь, ученый вслушивался в голос девушки. Но он уже слышал голос другой девушки, не звонкий, а мягкий, такой родной. Катя немного, совсем чуточку заикалась, отчего в каждой фразе, произнесенной ею, чудился тайный волнующий смысл, полный невысказанных чувств и желаний.

Таня запела, и Николай Николаевич застонал уже не от физической, а от душевной боли. Издалека пришла песня. Где-то в космическом просторе, которому нет ни конца, ни края, мчится по верной орбите озаренная солнечным сиянием Луна. И там поет девушка Таня. А Дектярев видит девушку с длинной русой косой, переброшенной на грудь. Она идет по влажной от росы траве, у нее босые запыленные ноги. Катя, выросшая среди уральских лесов, была верным и постоянным спутником Николая Николаевича в его самых дальних странствиях, пока у них не появились дети. Тогда ее уделом стало ждать его возвращений.

И вот сейчас она ждет его…

Подземоход приближался к центру Земли. Машина двигалась все быстрее. Вот она уже мчится со скоростью электромобиля. Бур бездействует - в нем нет нужды, и автоматы выключили его. Зато непрерывно возрастает нагрузка на термоядерную установку, которая создает защитное поле.

Обеспокоенный Николай Николаевич, сидя в кресле водителя, наблюдает по приборам, как к излучателям магнитоплазменного поля устремляются уже не миллионы, а сотни миллионов, миллиарды ампер. Такой рост силы тока может привести к тому, что подземоход взорвется подобно шаровой молнии.

Выключить поле нельзя, хотя внешнее давление уже не угрожает прочности корпуса. Опасность теперь другого рода. Антивещество (похоже, что это действительно оно) поглощает электроны и протоны из защитного поля с необыкновенной жадностью. Непосредственное соприкосновение с оболочкой корпуса приведет к тому, что подземоход и его содержимое немедленно растворится в окружающей среде, исчезнет без следа.