Лев Куклин - Год лошади (Сборник рассказов)

— Ну, босс… — залепетал научный консультант, выставив вперед ладошку, словно защищаясь.

— Пусть это будет, так сказать, моей коммерческой тайной…

— Ладно, ладно… — миролюбиво согласился тот и без малейшего нажима в голосе поинтересовался: — Куда вы денете труп этой красотки?

— Все предусмотрено, босс! В самых лучших традициях древности… Вы же видели этот пифос? — и он показал рукой немного вбок.

— Что-что? — удивленно переспросил мужчина с золотыми часами. — Пифос? А… Этот огромный кувшин с двумя ручками и весь в каких-то ракушках?

— Это — балянусы… — поправил человек с бородкой. — Они нарастают на всех предметах, долгое время находящихся в морской воде. Их еще называют «морскими желудями».

— Короче!

— Между прочим, этот пифос — подлинная музейная реликвия. Ему около двух с половиной тысяч лет…

— Да причем тут этот… как его… пифос?!

— Мы поместим тело девушки в этот сосуд. И зальем оливковым маслом. В смеси с медом. И запечатаем воском…

— И бросите в море в хорошем месте… — догадался хозяин. — Забавно. Его занесет песком и илом, — и пусть потом ученые очкарики вроде тебя разгадывают новые загадки! Ха-ха-ха!

— А ваши… гм… гости? — осторожно спросил «научный консультант», — не расколются?

— Мои гости? — босс сделал сильное смысловое ударение на первом слове, — нет, вряд ли. Настоящие развлечения нынче стоят дорого, очень дорого! Мои гости не расколются. Это было бы для них слишком большой ошибкой!

И он, по-прежнему довольно похохатывая, прошел к кучке дожидавшихся его у своих вертолетов и флаеров зрителей. Под его туфлями, сшитыми на заказ из хорошо выделанной бычьей кожи, тяжело похрустывал белый прибрежный песок. В петлице его пиджака алела некрупная местная роза.

Цвета крови…

Странный случай, о котором я хочу вам рассказать, произошел в маленьком селении одной небольшой страны. Какой именно, спрашиваете? В общем — шибко суверенной, замысловато независимой, очень гордой и очень, очень бедной. Я бы даже добавил — гордой не по средствам и независимой не по разуму…

Да не приставайте ко мне с вопросами, где она, эта самая страна находится: ткните пальцем наугад в большую карту — и ежели вашему пальцу станет горячо, можете быть уверенными, что попали. Я думаю — вряд ли промахнетесь: много их нынче, таких горячих точек на нашем глобусе. Разве что молятся и ругаются там на различных языках, а в остальном — все похоже! Селение, о котором идет речь, отличалось от других таких же селений тем только, что находилось на самой-самой границе с другой страной, точно такой же — суверенной, бедной и гордой.

Стало быть, село, расположенное в плодородной межгорной долине, по всем правилам межгосударственных отношений следовало называть приграничным. То ли в результате некоего божественного умысла, то ли в силу исторической обусловленности, а скорее всего — просто из-за игры слепой случайности, но так или иначе государственная граница между двумя соседними независимыми державами проходила по околице села. И многие его огороды всей своей кукурузной мощью упирались в ничейную зону. А бессловесные культуры (их еще, в отличие от культур человечества, называют бахчевыми), а именно — кабачки и тыквы — ухитрялись даже протягивать свои хитроумные растительные щупальца (о, я совсем не имею в виду шпионских намерений!) на святая святых пограничной зоны — на КСП, что в расшифровке следует понимать как Контрольно-Следовая Полоса. Конечно, что скрывать, — такая полоса в развитых странах — это вчерашний и даже позавчерашний день, культурно выражаясь — глубокий плюсквамперфектум, но я уже имел честь сказать, что данная страна был суверенной, но бедной. И не располагала эффективными, но весьма дорогими средствами электронного слежения и прочими достижениями современной науки. У нее (у страны, а не у науки!) не хватало денег даже на колючую проволоку, поскольку вся она уходила на собственные… гм… как бы это помягче, поделикатней выразиться, чтобы не вызвать крайне нежелательных дипломатических осложнений? скажем так: на внутренние нужды. Поэтому за контрольно-следовой полосой (а она еще будет играть важную роль в нашем рассказе) наблюдал и ухаживал пограничный пост из трех солдат под началом бравого, но ленивого сержанта. Или капрала. Или даже — синьора комманданте. В общем, как ни кинь командира.

Начальник трех солдат неукоснительно носил приличествующий его рангу мундир, перетянутый скрипучим ремнем (только, разумеется, не в жаркий полдень!), а пряжка этого пресловутого ремня висела под обширным брюхом уже почти на других частях тела, а на шеях всех трех солдат висели автоматы непременного заграничного образца. Но гораздо чаще, чем автоматами, эти три солдата работали граблями, тщательно ровняя и разглаживая мягкую серую землю вверенной их заботам и попечениям полосы, которая тянулась вдоль сельских огородов по берегу реки до скалистых отрогов горной гряды. Горы начинали круто вздыбливаться к небу примерно в двух верстах (а может, и милях) от села. Местные контрабандисты, естественно, пользовались именно горными тропами, на которых не оставалось следов, ну, а ежели и оставались… но за это они ежемесячно выплачивали пограничникам соответствующую мзду, — просто так, для душевного спокойствия. Зато контрольно-следовая полоса, эта охраняемая Богом и тремя солдатами полоска земли, хранила девственную неприкосновенность, и на ней был заметен даже след трясогузки, гоняющейся за мошкой, даже следок зеленой гусеницы, в поисках пропитания измеряющей собственным телом, словно складным сантиметром, свой нелегкий крестный путь… Я говорю об этой полосе так подробно, ибо полоса эта будет еще играть важную роль в моем повествовании.