Лев Куклин: Богатство

Могучий «Икарус» мчался сквозь ночь с потушенными огнями в салоне. Небольшая часть киносъемочной группы перебиралась на юг, в погоне за уходящей натурой. Завтра их снова ожидала работа, у кого какая, – нервотрёпка и взаимные обиды, грим, декорации, соперничающие с солнцем юпитеры, высоковольтное напряжение на съемочной площадке, сухой треск хлопушки и голос помрежа: «Кадр такой-то, дубль третий!»

А пока все они спали, утонув в удобных креслах, спали привычным сном людей, умеющих засыпать в любом месте и при любых самых невероятных обстоятельствах.

Автобус был заполнен едва ли на треть, и я со своего места в предпоследнем ряду не видел впередисидящих за высокими спинками. Я не спал, а находился в очень удобном в дороге состоянии полуяви-полудрёмы, когда как бы можешь одним глазом, обращенным внутрь, разглядывать собственные сны, а другим – фиксировать действительность…

А может быть, я не спал просто потому, что на шумном, очень шумном прощальном «сабантуйчике» я выпил меньше других. Видимо, сказывался и возраст. И давняя привычка к самодисциплине.

За моей спиной вспыхнула зажигалка, на мгновенье слабо высветив маленький уголок салона. В моем ряду, у правого окна, смутно проступили очертания женской головы и фигуры, закутанной в плед.

– Ты не спишь? – шепнул мужской голос сзади.

– Нет… Я жду, когда ты со мной заговоришь… – тихо ответила она в прорезь между двумя креслами, полуобернувшись к невидимому мне собеседнику.

Женский голос я, пожалуй, не смог бы выделить из многих десятков голосов, пестрым звуковым фоном обычно сопровождающих процесс производства всякого фильма.

«Кто она? – пытался припомнить я. – Гримерша? Явно не актриса. Видно, из актерского окружения…»

А вот мужчину я узнал сразу. Это был очень хороший и умный актер со странной судьбой. Почти все его роли бывали отличными или даже – на взгляд людей глубоких – выдающимися. Убедительность его работ была так сильна, что казалась бесспорной.

Его не обходили званиями и международными призами, нет, но в глазах его (а у актеров так редко можно увидеть подлинное, свойственное именно им, а не нынешней роли выражение глаз!), таилась сдержанная, далеко упрятанная грусть.

Он был высок, вежлив, силен, в самых рискованных ситуациях предпочитал обходиться без дублеров и, судя по ряду трудноуловимых, но все же уловимых признаков, был очень одинок в шумном показушном актерском мире.

Как легко в жизни бывает играть роль, и как, оказывается, трудно просто быть самим собой!

Можно ли даже талантливому актеру играть самого себя?

В его шепоте послышались такие удивительные неожиданные ноты, какие мне никогда не доводилось слышать от него с экрана.

Но, видно, такова уж участь сценариста, творящего правдоподобную копию реальной жизни – киножизнь! Ему положено – для того чтобы заглянуть в людские души – заглядывать, становясь на цыпочки, в незнакомые окна, читать чужие письма, подслушивать непредназначенные для его ушей тайные разговоры…

– Иди ко мне, – с ласковой требовательностью шепнул наконец мужской голос.

– Что ты… – усмехнулась она. – Неудобно…

– А завтра, как всегда, у нас с тобой не будет времени…

– Ты меня еще любишь? – недоверчиво спросила она.

– А разве ты этого не чувствуешь?

Она, осторожно обогнув ручку кресла, скользнула к нему на заднее сиденье…

Шоссе было великолепным. Я не видел его из своего кресла, просто чувствовал, что у автобуса почти не работают рессоры. Водитель гнал наш уютный микромир со всей скоростью, на которую способен человек, благоговеющий перед знаменитыми актерами.

За моей спиной слышались тихие, как полет ночных бабочек, звуки поцелуев… Шорох… Счастливый тихий смех… Странно: счастливый смех может быть совсем беззвучным…

М-да… Новый звук: металлическое звяканье пряжки ремня. Характерное потрескиванье «молнии», разрываемой нетерпеливой рукой…

Я поймал себя на смешной, хотя и точной мысли: сейчас ведь и женщины носят брюки и прочую мужскую сбрую…

Снова частые задыхающиеся поцелуи… Тяжелое, слитное – мужское и женское – прерывистое дыхание… И опять этот загадочный, почти беззвучный счастливый смех!

– Почему же ты не приезжал?

– Ты же знаешь… Дела. Съемки. Год за границей…

– Да, я знаю. Читала… Трудная роль?

– Устал я от нее.

– А от меня? Меня дочка спрашивает: мама, ты же такая молодая! Неужели ты себе ничего не позволяешь?