Гавриил Данов - Панихида по Бездне

– Нет, простите. У меня… В общем, я занят. – И тут же направился дальше, гонимый нерешительностью, но полыхающий азартом от неожиданной встречи.

Обратно ускоряя темп ходьбы, Томас всё же сумел расслышать едва слышное.

– Очень жаль, – вылетело изо рта незнакомца.

И тут голова взорвалась вопросами с новой силой. Как? Почему? Зачем ему это нужно? Они роились у Томаса в сознании, отбиваясь от стенок и друг от друга. Он пытался разобраться, внести в это хаотичное болото, где всё спуталось, долю осознанности, но не всё так просто. Единственное, чего Томас смог добиться, это забвения, дарованного ему на остаток пути. Дорога полностью выпала из внимания, и опомнился Томас уже у подножия утёса. Здесь ситуация с незнакомцем отступила перед незыблемыми обязанностями.

Не особо быстро, но уверенно он забрался на утёс, где его встретил постамент. Цель его пути. Томас чуть отряхнулся от пыли, поправил одежду и выпрямился. В качестве дани уважения он некоторое время постоял не шевелясь, сохраняя минуту молчания. Томас хорошо понимал, что чрезмерность в данном вопросе не нужна, но совесть, на которую он возлагал практически поведенческие обязанности, била его по рукам со словами: «И этого тоже мало!»

Томас медленно распаковал пакет с инструментами и открыл банку с чистящим средством. Отточенными движениями он убирал мусор и грязь, оставленную «крылатыми крысами». Ножницами он обстриг разросшуюся траву, лопаткой вычистил землю из подножья монумента. И снова, как и год назад, как год за ним и там за ним, он в порыве ложных чувств клянётся себе, что станет приходить чаще. И снова здравый смысл почти шепчет, что этого не будет, но совесть, единожды за год получив власть, продолжает кричать о своём. О некоем призрачном долге, о несуществующей вине перед родным, о том, что якобы важно, о том, что якобы правильно.

Мгновения в известной мере тягостной работы спешно минуют. Томас доводит монумент до идеального состояния и отходит, чтобы увидеть сотворённое им. Он рад, что управился так скоро. Кладёт цветы на их законное место и садится рядом с монументом. Томас вслушивается в каждое дуновение. В трепетание крыльев мухи, так назойливо лезущей в зону слышимости, в нещадно обрушивающийся на несклонные каменные глыбы внизу прибой. Он выжидает разрешения уйти и получает его спустя час.

Томас встаёт, слегка попятившись. За столь долгий срок в недвижимом положении его ноги чуть дрогнули, возвращая кровь в залежалые места. Томас осторожно разворачивается, стараясь не выказать неуважения, и уходит. Он спускается вниз по склону и, размеренной походкой отойдя на достаточное расстояние, останавливается. Из груди вылетает сильнейший напор воздуха. Это тот вздох, что он втянул в себя у дома. Тот самый воздух, что поддерживал его весь этот путь и отпустил, когда обещанное свершилось.

Вернувшись на берег, Томас на год отбросил все мысли о своей обязанности. Ныне совесть имела не больше голоса, чем остальные движущие чувства. Он обратился к более насущным, но менее отягощающим вопросам. Полчища новых вариантов кричали о себе в его голове, и он терялся в них. За этой катавасией увлечённости настолько интригующим событием в жизни, ранее напоминавшей переваренный рис, Томас полностью отсеивал бессознательные мысли о том, что в этот раз встречу можно обойти. Это пьянящее чувство возможной, хоть и в некотором роде беспочвенной опасности поддевало его азарт. Он не знал, что скажет, когда снова подойдёт к незнакомцу, но в мельчайших деталях обдумывал его возможные слова. Столь вычурно и оригинально, что невольно задумался о своей скучной жизни. Само собой, опрокинув это ответвление рассуждений, он вновь обратился к личности незнакомца.

Варианты хоть и пестреют разнообразностью, всё же чаще обращаются в негативное русло. И вполне логично. Томас не верил, что есть кто-то, кто затевает разговоры с незнакомцами просто так. Для него это было дико. Значит, он зачем-то нужен этому тёмному человеку, и, как бы старательно Томас не хотел об этом думать, незнакомец нужен ему, пускай и в качестве единичного явления.

Томас нахмурил брови и направился дальше. Может быть вором, но зачем вот так показываться на глаза? Тогда маньяк. Это более вероятно. Но что заставило маньяка выбрать Томаса? Возможно, одиночный образ жизни. Томас похлопал себя по щекам обеими руками, притаптывая мысли в голове.

«Твою мать», – руки были свободны от пакета, он забыл его у памятника.