Йен Макдональд - Волчья Луна

Выходит, все знают про Аделайю Оладеле.

Коллоквиумная квартирка Абены расположена на двадцатом уровне обиталища Секонди; это цилиндр глубиной в полкилометра, в котором жилые пространства кольцом окружают вертикальный сад из абрикосов, гранатов и инжира. Строй зеркал под стеклянной крышей посылает длинные осколки света вниз, сквозь листву. Абена переехала сюда, когда присоединилась к коллоквиуму «Кваме Нкрума». Это ведущий коллоквиум Тве по политической науке, но Лукасинью больше нравилось ее старое жилье. Оно было более уединенным. Меньше людей, и те, с кем он все же сталкивался, не осуждали его постоянно за какой-нибудь изъян по части идеологии, привилегий или политики.

И секса на старом месте у него было куда больше.

«Дверь мне не отвечает», – сообщает его фамильяр, Цзиньцзи. Лукасинью проверяет свой внешний вид через линзу, проводит расческой по волосам, поправляет узел белого галстука на черной рубашке. Все его пирсинг-украшения в положенных местах. Они ей нравятся. Он стучит по двери костяшками пальцев.

Внутри движение. Они должны узнать, кто стоит на галерее.

Он стучит снова. И снова.

– Абена!

Снова.

– Абена, я знаю, ты там.

– Абена…

– Абена, поговори со мной.

– Абена, я лишь хочу поговорить. Это все. Просто поговорить.

К этому моменту он прислонился к двери, прижимается щекой к дереву, легонько постукивает полусогнутым средним пальцем правой руки.

– Абена…

Дверь открывается достаточно широко, чтобы показались глаза. Они принадлежат не Абене.

– Лукас, она не хочет с тобой говорить. – Афи – коллега по коллоквиуму, которая меньше всех презирает Лукасинью. «Это прогресс», – думает он.

– Мне жаль. Честно. Я просто хочу, чтобы все было правильно.

– Ну, может быть, тебе стоило подумать об этом, прежде чем трахаться с Аделайей Оладеле.

– Я не трахался с Аделайей Оладеле.

– Да ладно? Ты кончил пять раз за три часа. И как такое называется?

– Управление оргазмом. Чтоб ты знала, он безумно, безумно в этом хорош.

– Значит, управлять оргазмом – это не трахаться.

С чего вдруг ему взбрело в голову, что Абена подсказывает Афи реплики?

– Управлять оргазмом – это не трахаться. Управлять оргазмом – это управлять оргазмом. С помощью рук. Это не что-то интимное, как трах.

– Аде три часа держал твой член в руках, и это не что-то интимное?

У Аделайи Оладеле руки ангела, признается Лукасинью самому себе. Три часа. Пять оргазмов.

– Это… просто игра. Для парней.

– Для парней. Ладненько.

Лукасинью не одержит здесь победу. Надо спасаться, пока цел.

– Дело не в том, что я…

– Ты – что?

– Люблю его или что-то в этом духе.

– Потому что ты любишь меня. Ее. Ее!

– Я не люблю Аделайю Оладеле.

Изнутри квартирки раздается всхлип. Афи бросает взгляд через плечо.

– Лукасинью, просто уйди.

– Я просто уйду.

«Я мог бы тебя проинструктировать», – говорит Цзиньцзи, пока Лукасинью пялится на закрытую дверь.

– Ты ИИ, – говорит Лукасинью. – Что ты знаешь о девушках?

«Больше, чем ты, судя по всему», – отвечает фамильяр.

Но у Лукасинью есть план. Блестящий, безупречный, романтичный план. Достигнув входного туннеля на уровень 12, он бежит во весь опор. Полы пиджака от «Армани» развеваются. Цзиньцзи делает заказ, и пауэрборд встречает его на пересечении Восьмой и Даун. Лукасинью приседает, раскинув руки для равновесия, складки брюк хлопают в зоне пониженного давления, которую он создает сам. Борд танцует в потоке пешеходов и машин. Лукасинью останавливается снаружи квартиры тиа Лусики – руки сложены, сама бесстрастность в костюме от «Армани».

Когда кухонное пространство раскрывается, он голый.

– Луна, давай-ка пойдем за шербетом, – говорит мадринья Элис. Тиа Лусика возражает против восторженной наготы Лукасинью, но тиа Лусика теперь почти не бывает дома: обязательства новой омахене Золотого трона удерживают ее в Меридиане. Луна привыкла, что кузен щеголяет в чем мать родила. Из кухни ее и мадринью изгоняет само присутствие Лукасинью. Он превращается в примадонну.

Обнаженный Лукасинью, шлепая босыми ногами, подходит к столешнице. У него есть рецепт, есть ингредиенты, есть талант. Лукасинью делает глубокий вдох, трет ладонями крепкий брюшной пресс, вогнутости на неимоверной тугой заднице, напряженные мышцы внизу спины. Это тебя уложит наповал, Абена Маану Асамоа. Он разминает мышцы и щелкает костяшками пальцев. Подымает пластиковое сито с мукой и устраивает медленный снегопад, падающий в рабочую миску. Чудесное вещество. Лукасинью знает, сколько она стоит и как она редка. Это плод любви, искусство, превосходящее кустарщину. Лукасинью погружает руки в миску и наслаждается шелковистым потоком муки; она почти жидкость, что вихрится вокруг его пальцев. Он берет щепотку и смотрит, как мука опускается, падая каплями из облака, где пудра сбилась в комок.