Александр Грог - Время Бригадиров

Сорвавшись с кручи не бога поминай и не вторую его срамную половину, а хватайся за все, что хватается, ногти выламывай, а держись!…

За что держаться, когда в воздухе висишь?

Чур, опять же сквозь штанину, дорогой дергая все что ни попадя, забрался на голову, стал ручонками молотить по щекам, словно барабанам, перегибаться и в ноздри дуть.

Очухался Бригадир. Красота-то какая! Вот только бы подальше бы унесло от всей этой красоты! Арестант что-то снизу верещит - указывает за какую из веревок тянуть. До него ли сейчас? Бригадир еще думает - как будет приземляться, если ничего конкретного не видно, еще не разыгралось воображение, что очень запросто можно и на кол сесть, острую вершинку какого-нибудь сухостоя, или обломыш сосны - все это позже, и даже представит себе эту торчащую острой щепой и примется ерзать в своей подвеске, стараясь свести и заправить ноги поглубже под седалище, чуточку радуясь, что подвязал Арестанта ниже… все это потом. А сейчас…

Шут с ним, лишь бы отнесло подальше!

/конец второй книги/

ПРИЛОЖЕНИЕ

– Нужно ли вам знать, что память у меня, невозможно сказать, что за дрянь; хоть говори, хоть не говори, все одно… - изрек старый, сеченый жизнью полусвятой бригадир-отшельник, так вихрато начал речь свою, рассыпаясь словесами забытого классика, а продолжил на иной лад: - Особо когда про то дерьмоглочу, что и не сбылось еще - тут я сильно путаюсь, иной раз такое залеплю… и верно, столько тропинок набросано - которую из них дорогой делать? иному рассказчику сказать о чужом, как сплюнуть, а для других судьба, пусть и чужая…

…Как хорош летний вечер! - и звуки благородные соответствующие - он еще не испорчен воплем нерадивого путешественника, что расположился на ночлег, не замечая припорошенный костяк своего предшественника. Ой, напрасно он пожадничал и взял простое разовое сопровождалово без печати! Любой упырек, поднаторевший в казустике, докажет, что его универсальная сезонная охотничья лицензия козырем бьет эту филькину грамоту… со всеми вытекающими из клиента. Зря! Неосмотрительно! И уже готовы сторговать его пустую оболочку барышники, а ростовщики дать ссуду под аукцион, где мигом разойдется каждая мозговая косточка не ведающего о худом бедолаги…

Вечереет… Неправильная рыба новейшего времени - ляхпрострация (а в просторечии "говнодавка") - бич этих мест, вышла на охоту в шальном расчете застать запозднившегося купальщика и так натыркать ему в брюхо, что… мда, любит она оправдывать свое просторечивое название. Но это (по-чести) невинное создание всего лишь жертва своей вкусовой привязанности, оно выгоднейшим образом отличается от своей старшей сестренки, что занимается делами похуже. За чье зубастое чучело коллекционеры и аптекари когда-то давали - аж! - до осьмушки серебром. (Но мало ли что было во времена давние, когда, поднявшись всем миром, еще хватало силенок истребить у себя не только сей опыт скрещивания, но и удержать в пределах естественных границ иные порождения прокатившихся биовойн…) Теперь, распространившаяся, дневалящая в тухлых озерах, сплошь покрытых слоем плавающего кактуса, что спустил свои вонючие тонкие корни-паутины в слой донного ила, ждет своего шанса, надеется.

Ждут и колючки плавающего кактуса, растопырив в стороны свои рыболовные крючки, ожидающие отнюдь не рыбу… И рыбарь, рискнувший положиться на свой новый защитный костюм, на особую его смазку, но в азарте не рассчитавший ни расстояния, ни времени, ни жадности своего поставщика, зря грузит набедренную сеть ореховыми головастиками - не ходить ему больше за этим смачным планктоном, фантастически продлевающим потенцию и жизнь. Вскоре встанет задуматься - сколько ему той жизни? как скоро станут откусывать с него кусок за кусочком, начав с самого лакомого - того, что привел сюда. Уже подцепился к шву костюма, стерпел ожог смазки и вот-вот доберется до тела молоденький кактусеночек…

Знаете ли вы псковский лес? О, вы не знаете Псковского Леса! Славный, необыкновенный, что внезапно пошел в рост после Третьей Биологической. Туристы-экстремалы от последней экспедиции, развешанные гроздьями в верховьях реки Великой прямо над водой, чертят по ней объеденными ступнями, оставляя в гладком потоке замысловатый след - все составляет его волнующую красоту. Хорошо и звездное небо, особо если нет луны, с особой кровожадной любопытностью способной высвечивать недостатки земных декораций. При луне звезд не считают. Из зависти ли глушит своих товарок, коих по ошибке считает дальними родственницами?