Владимир Алько - Второе пришествие инженера Гарина

– Вы дикий энтузиаст, Радлов, – саркастически усмехаясь, отреагировал Гарин. (Глаза его жгуче блестели, губы прыгали). – Меня сейчас как раз интересует архиобратное: направленная диффузия волны излучения, и ее распределение на площади, за тысячу километров отсюда. Будет ли достигнуто этим критическое перераспределение масс коры?..

– Крайне сейсмическая активность района – исключает альтернативу. Вы действуете наверняка, Петр Петрович, – несколько обидевшись, ответил Радлов и, не находя больше слов, перевел рычажок кресла. Над его запрокинутым лицом выгнулся железобетонный купол.

Гарину в сходном положении оставалась возможность, чуть скосив глаза, видеть панель управления и стеклышко индикатора синхронизатора: посыл импульса энергии в магнитопресс «ловушки» Рауха и залп «расстрельной машины». Зеленая трепещущая нить, – по распаду, веером: то расширялась, теряясь в бессилии, то вновь угрожающе щурилась. Когда весь изумрудный глазок вспыхнет вертикалью острого, режущего зрачка – родившееся небывалое сверх-тельце будет пронзено таким же сверх-жалом.

Реснички схлопнулись в последний раз, вперяясь зрачком.

– Держитесь, Радлов, – прохрипел Гарин. – Доведется ли свидеться…

Бородка его встала торчком.

И в четвертый раз на мир упала Тишина: точно была снята четвертая печать, – извещанная в Откровении. «…И вот конь блед, а на нем всадник, которому имя смерть: и ад следовал за ним, и дана ему была власть над четвертой частью земли – умерщвлять…».

Все замерло – до самого первого возможного движения: птицы впаялись в сине-кубовое стекло небосклона; стало несущественно: дышать – не дышать, биться сердцу – не биться, жить – не жить, – как не стало и самой диалектики. На какой-то (так же несуществующий миг) – в безвременье… мир стал подобен плоской картине, в которой и глубину и самое правдоподобие всего, всего в ней, – создавала некая творческая иллюзия. Вот только обрамляющая картину рама была траурно-черной.

Во всю протяженность острова ключом вскипела вода. Следом обозначился пепельно-серый – чисто шрам; встала земля, как под гигантским ножевым плугом, с той лишь разницей, что плуг ходил в глубинах Земли. В следующий момент острова не стало. Тяжелое асфальтовое пятно расплылось по странно притихшей, неподвижной воде, вопреки всему удерживаясь на поверхности, будто нефтяная пленка. Но уже в очередной фазе – морское дно раскололось, сглотнув километровую толщу воды. Передавленный паровой котел взорвался. Ревущая, свистящая, с проблеском адова пламени масса воды, пара, битого камня встала, подобно лунному серпу, сорвавшемуся в море, чтобы затем кометой с поднебесным гулом обрушиться за горизонт.

Невысокий в начале вал воды, сопровождаемый пеплом и придонной грязью, светлел по мере своего продвижения к материку, чтобы уже на отмели, достигнув побережье Крита и Мальты, и далее Сицилии и группы островов в Эгейском море, встать белой исполинской силой – тридцатиметровой волной цунами, со снежно-вспененной своей главою, отсылающей от себя такие же белые водовороты-смерчи и проталкивающей наперед всего таранные удары громоподобного воздуха…

Сила павшей волны и последующих – была безмерной. Первой в континентальной Европе удар цунами приняла многострадальная Сицилия. И далее, как по писанному: «…треть людей, треть зверей…»… и прочей живности, так же, как жилищ всякого рода, было подставлено удару молота. Даже пройдя путь в сотни миль, вода была горяча, и масса рыбы всплыла с лопнувшим брюхом и белыми сваренными глазами. К полудню море сделалось совершенно непроходимым из-за панциря всего сброшенного с побережья, вспученного со дна, разбитого в щепы… останков кораблей рыбацких флотилий, трупов людей и скарба их. Только птицы одни, казалось, уцелели, заняв место всей прочей живности; тучи их зависли, скрывая горизонт. К вечеру солнце садилось в багрово-черную трясину, как и миллиарды лет назад, в эру пред-жизни.

Сходная картина наблюдалась в акватории всех прочих прибрежных городов и поселков Средиземноморья, не исключая побережье Северной Африки – от выступа Туниса до более уплощенной полосы гаваней Александрии и Порт-Саида, – испытавших достаточно умеренный урон. К утру следующего дня можно было ожидать возникновения злостных эпидемий, грозящих и без того усугубить тяжелую обстановку. Но еще ранее этого и ближе к ночи разразилась новая серия катастроф, напрямую, вероятно, смыкающихся с землетрясением, уничтожившим остров-заложник, потрясших всю целиком Европу, часть Средней Азии и Ближнего Востока.