Джек Вэнс: Удар милосердия

На лице Паскоглу появилось выражение, которое, наверное, было на лице Робинзона, когда тот со своего острова видел, как исчезает за горизонтом долгожданный корабль.

— Лишь бы раскрыть дело, — обречённо пробормотал он. — Ну ладно, пойду поищу...

Против каждого имени появилось название планеты. Магнус Рудольф снова посмотрел список. Он дёрнул бородку и поморщился.

— Мне надо часа два на предварительные исследования. Затем... приступим к допросу подозреваемых.

Прошло два часа, и Паскоглу, потеряв терпение, ворвался в библиотеку; Магнус Рудольф сидел, уставившись в пустоту и постукивая карандашом по столу. Паскоглу открыл было рот, но Магнус Рудольф повернул голову, и его ясные голубые глаза словно нажали на кнопку в голове Паскоглу. Тот спохватился и довольно спокойно осведомился, как обстоит дело с расследованием.

— Дело движется, — ответил Магнус Рудольф. — А что удалось узнать вам?

— Можете вычеркнуть из вашего списка Скрягла и Клана Кестрела. Они играли в казино, и у них железобетонное алиби.

— Вполне вероятно, что Бонфис встретил на «Колесе» старого врага, — задумчиво проговорил Магнус Рудольф.

Паскоглу откашлялся.

— Пока вы здесь занимались, я провёл своё маленькое следствие. У меня очень наблюдательный персонал, и от его внимания редко что ускользает. Они говорят, что Боифис долго беседовал только с тремя людьми: со мной, с вами и с круглолицым бонзой в красном одеянии.

Магнус Рудольф кивнул.

— Верно, я говорил с Бонфисом. Он казался встревоженным и утверждал, будто некая женщина, несомненно Фьямелла Тысяча-Подсвечников, хочет его убить.

— Как?! — воскликнул Паскоглу. — Вы знали это с самого начала?

— Успокойтесь, дружище. Он утверждал, что она предпринимает попытки его убить, а это вовсе не то же самое, печальный результат чего мы видели. Прошу вас, умерьте пыл — я вздрагиваю от каждого вашего слова. Я действительно говорил с Бонфисом, но, думаю, с полной уверенностью могу исключить себя из списка подозреваемых. Вы обратились ко мне за помощью и знаете мою репутацию — следовательно, с той же долей уверенности я отвожу подозрения и от вас.

Паскоглу захрипел и бегом пересёк комнату. Магнус Рудольф невозмутимо продолжил:

— Бонза... я немного знаком с его культом. Он верит в перевоплощение и главным в человеке считает добродетель, доброту и милосердие. Бонза с Падмы никогда не пойдёт на убийство, поскольку в его представлении в будущей жизни он рискует оказаться шакалом или медведем.

Дверь распахнулась, и в комнату, словно следуя телепатическому зову, вошёл бонза. Заметив, что Магнус Рудольф и Паскоглу внимательно рассматривают его, он смутился.

— Я не помешал вашей беседе?

— Помешали, — подтвердил Магнус Рудольф, — но лишь настолько, насколько являетесь её объектом, а потому прошу вас присоединиться к нам.

— К вашим услугам. — Бонза пересёк комнату. — На чём вы остановились?

— Вы, наверно, знаете, что этой ночью был убит антрополог Лестер Бонфис?

— Да, знаю.

— Нам известно, что вчера вечером он беседовал с вами.

— Совершенно верно. — Бонза печально вздохнул. — Похоже, он был в большой опасности. Я никогда не видел человека в столь подавленном состоянии. Бонзы Падмы — особенно мы, члены секты Изавест, — даём клятву альтруизма. Мы оказываем услуги всех видов любым живым существам, а в некоторых обстоятельствах — и неодушевлённым предметам. Мы верим, что принцип жизни одушевляет протоплазму, а через неё простое — а может, и не простое — движение. Молекула, задевающая другую молекулу, разве это не одна из форм проявления жизни? Почему бы не предположить, что каждая молекула наделена разумом? Представьте, что нас окружает фермент мысли; подумайте, какой всплеск негодования мы вызываем, наступив на ком земли! Вот почему мы, бонзы, передвигаемся с крайней осмотрительностью и всегда глядим, куда ступаем.

— Вот как?! — удивился Паскоглу. — А что хотел Бонфис?

Бонза задумался.

— Это очень трудно выразить. Он был жертвой различных видов тоски. Думаю, он пытался вести почтенный образ жизни, но им двигали противоречивые принципы. Потому его и терзали разнообразные страсти — подозрение, эротика, стыд, сомнение, страх, гнев, опасение и разочарование. К тому же, как мне кажется, он стал опасаться за свою профессиональную репутацию.

Паскоглу прервал его.

— О чём он вас просил?

— Практически ни о чём. Ему хотелось спокойствия и поддержки.