Еремей Парнов - Бог паутины

- Не добрала?

- Принеси водочки.

Пришлось выпить с ней пару рюмок под колбаску и пикули, что достали тут же из ящика.

- Откуда ты такая? - спросила Тина, невольно любуясь золовкой.

- Какая - такая? Осуждаешь, небось?

- Ни в малейшей степени.

- Представь себе - из парикмахерской. Там же и перехватила слегка, чтобы, значит, снять напряжение. Больно день шамутной, - она вновь издала короткий смешок.

- Ой-ли? "Тройной", что, ли пила в парикмахерской? От тебя виски разит за версту!

- Угадала, - с видом нашкодившей девочки согласилась Марго, "Балантайн" без содовой и без закуски. Гостиница "Москва": на втором этаже парикмахер, на верхотуре бармен. Классный мужик... Как меня постригли?

- Прическа - блеск и виски подходящий. Ублажил тебя твой классный...

- Но-но! - Марго отрицательно повела пальчиком. - С обслугой? Уволь. И воще, чтоб с такой головкой да в койку? Ни-ни! Хоть немного похожу человеком... Если хочешь знать, я предпочитаю днем - в сочетании с хорошим обедом. Сперва в кабак своди, а там...

- Тебе видней, - смешалась Антонида. Все было яснее ясного.

- Не возражаешь, если я вас познакомлю?

- Это еще зачем?

- Пусть полюбуется оригиналом. Сначала портрет, потом оригинал. Мне не жалко - пжалс-ста!

Водка определенно возобладала над благородными парами национального напитка шотландских горцев.

- Портрет? Ты его сюда приводила?

- Не к себе же... Тебя не было, papa на даче. За белье можешь не волноваться: спроворила. Кому убыток?

Антонида вновь не нашлась, что ответить.

Знакомство состоялось через месяц или чуть позже в ресторане ЦДЛ, куда у Марго был постоянный пропуск. Не то чтобы она увлекалась литературой или, упаси Боже, пыталась писать, просто ей нравилось бывать на мероприятиях, о которых говорят: творческий вечер Окуджавы, встреча с редколлегией "Нового мира"... Санины сослуживцы, из прогрессистов, больше питались сплетнями, а она могла при случае врезать фактом. Тина сама была свидетельницей, как досталось одному поклоннику клеветнического памфлета "Челюсти саранчи".

- Белка (это про Ахмадулину)? Ну, и я с ней пила! А что такого? Вы, что ли, не надираетесь до положения риз? Знаю я эти междусобойчики в Сандунах!

Климовицкий не произвел особого впечатления, но сама мысль о том, что рядом сидит человек, который спит с женой брата, возбуждала беспокойно-притягательное волнение. Казалось бы, Антонида должна была ощущать неприязнь к ним обоим, а ее томило сладостное, тягучее и темное, как патока, соучастие. Он пытался острить, не всегда удачно, провозглашал лестные тосты, отпускал комплименты и вообще ухаживал с подчеркнутой галантностью. Стол, надо отдать должное, получился отличный: цельные камчатские крабы, горячие калачи с осетровой икрой, стерлядка на винном пару - чего только не было. Власть умело подкармливала писателей.

- Советую по-ньюбургски, - Климовицкий полил извлеченную из клешни мякоть расплавленным маслом. - Лучше всякого соуса.

- Хорошо посидели, - усмехнулась Марго, когда по пути в гардероб заглянули в дамскую комнату, и, подкрасив губы перед зеркалом, заговорщически подмигнула. - Живем однова?..

"Что еще за "однова"? - не поняла Тина. От отца она знала слово "одновахтенцы" и как-то сама дала ему ход, находясь в экспедиции. Но "однова"?.. Алкоголь настраивал Маргариту на вульгарный, нарочито простецкий лад. В ее манере вести себя появлялось нечто искусственное, привнесенное извне. Она как бы давала понять, что ей все нипочем. "Можешь говорить обо мне, - словно бы заранее предупреждала, - кому угодно и что угодно. Наплевать! Я такая, как есть".

Климовицкий терпеливо поджидал их с шубами на руках. Заказанное по телефону такси стояло у подъезда. Конечно же, Тина ничего не сказала брату. Да он бы и слушать не стал. В приливе откровенности Марго сообщила, что Саня живет с секретаршами.

- И сколько их у него? - попытку свести на юмор едва ли можно считать удачной.

- Меняются по мере продвижения вверх.

- Шутишь!

- Ничуть. Такое у них там пошло поветрие. Уже третий зав. разводится с женой. Седина в бороду!.. Пусть потешатся напоследок. Скоро эта лафа закончится.

После августовского путча лафа закончилась, но далеко не для всех. Многие остались при своих кадрах и почти в тех же самых кабинетах.

Климовицкий помог Антониде вылезти из машины и проводил до подъезда. Искательно заглядывая в глаза, рассыпался в благодарностях.

- Это я должна вас благодарить, - сухо кивнула она и вырвала руку. В ту минуту он был ей неприятен.