Сергей Зайцев: Дорога домой

– Что верно, то верно.

Выйдя из кабинета и притворив за собой дверь, я невольно оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на местную хохму. Прямо над дверью в стену был вколочен здоровенный гвоздь, а на него за пусковую скобу был подвешен какой-то древний, проржавевший насквозь пистолет. Еще чуть выше красовался закатанный в прозрачный пластик листок с надписью:

«Застрелился сам – передай другому».

Перед тем, как зайти к начальству, я удивлялся, кто отмочил такой номер, и как начальство это стерпело. Теперь стало ясно, кто. В этом весь Стефан Долони. Дурацкие двусмысленные шуточки – его конек.

Первые полдня я просто отсыпался. На мягкой кроватке, в тишине и покое отдельной комнаты небольшой общаги, принадлежавшей местному гарнизону. За окном не выли сирены, и не доносился грохот канонады. В кои-то веки.

Разбудил вызов новоиспеченного майора. Сухим деловитым тоном, так не вязавшимся с образом «студента», каким я помнил его по институту, Стефан приказал зайти к нему для получения инструктажа. Мысленно отправив его весьма далеко и надолго, я все же нехотя поднялся и пошел приводить себя в порядок. Постоял под душем, избавился от трехдневной щетины на лице. Крем-депилятор, позволявший не думать об этой неприятной стороне мужского бытия, в условиях войны превратился в острый дефицит, поэтому пришлось элементарно побриться. Электробритву нашел здесь же, в душевой. Сточенные ножи с трудом сгрызли щетину, я сполоснул лицо холодной водой, обтер лосьоном, оделся и направился к командиру базы. Я намеренно не торопился, оттягивал этот момент, предстоящее испытание мне не нравилось заранее. Инстинктивно. Стефан выбрал не того человека. В душе я не экспериментатор, надежнее и комфортнее иметь дело со старыми вещами, чем тратить время на привыкание к новым.

Майор встретил меня в ремонтном ангаре базы, где техники занимались моим роботом. Со стороны «Шершень» выглядел как здоровенная, в семь метров высотой «птица», причем без шеи и башки: горизонтально вытянутый корпус, длинные голенастые лапы, куцые ручонки там, где полагалось находиться крылышкам, оснащены лазерными пушками, чуть выше рук располагаются ракетные установки. Боевая раскраска корпуса – «кровь небес». «Грудь», внешняя сторона «бедер» и верх робота – ярко-синие, все остальное – багровое. Такую раскраску носит все наше звено «Разрушителей». Возле левого бока робота стоял ремонтный кар, задрав подъемную площадку как раз на высоту левой «руки». На ней с лазерной пушкой возились двое техников в черных робах. Я привычно задействовал свой лоцман – тактический нейрокомпьютер – плоский пластиковый кругляшок, сцепленный с височной костью молекулярной присоской, дистанционно подсоединился к операционной системе «Шершня», вывел текущие данные на развернувшиеся перед глазами виртуальные экранчики. Ага, пушка уже заменена, техники заканчивали крепеж.

Стефан Долони протянул мне инфокристалл – прозрачный двухсантиметровый цилиндрик.

– Возьмешь с собой, подключишь внутри.

– Это и есть разработка умников из лаборатории Командования? – весьма неприветливо уточнил я.

– Да. «Иждивенец». Санек, рожу попроще сделай, не я это придумал.

– А ты сам-то пробовал, как действует эта штука? – продолжал брюзжать я.

– С какой стати? – он с деланной безразличностью пожал плечами. – Я не пилот. Ладно, бери, не тяни. В инструкции говорится, что «иждивенец» совершенно безопасен для здоровья. Вот об этом и думай. Для собственного успокоения. Можешь даже как молитву твердить.

– Симбиоз робота и человека когда-то тоже считался вполне безопасной операцией, – хмуро проворчал я, продолжая пялиться на кристалл в его ладони. Брать его я не торопился.

– Не беспокойся, «иждивенец» вряд ли разбудит твоего личного «железного дровосека», – сразу смекнул Долони. – Не дрейфь. Это исключено.

Как же, не без иронии подумал я. Много ты в этом понимаешь…

В нашей профессии есть побочный эффект, о котором в среде пилотов не принято много болтать. Постоянные погружения , раз за разом, из месяца в месяц, из года в год, рано или поздно начинают оказывать своё влияние на человеческую психику, постепенно перестраивая её, приспосабливая к нуждам самой машины. Двойственность видения мира – вне робота, и внутри его, начинает обостряться, угнетать, потому что контраст слишком уж разителен. А контакт человека с машиной – слишком тесен. В роботе ощущаешь себя почти богом. Богом Войны…