Александр Громов - Год лемминга

– Предполагается, что мне нанесен психологический удар? – злобно осведомился он.

Кардинал протестующим жестом поднял вверх ладони.

– Никоим образом, Миша. Зачем? Я тебя прошу лишь об одном: подумай! Знаю, что у тебя это плохо получается, но ты все-таки подумай…

Снова ударило в затылок – тупо, страшно. Где же таблетки, чтоб их… Не найти. Не слушаются пальцы. Господи, да я же сейчас начну выть от боли… Зажмурившись, он опрокинул в горло остаток из фляжки. Чуточку полегчало. «Демоний» просто так не отступит. Он будет спасать своего хозяина, пинать его, прижигать ему мозги каленым железом, в каждой ситуации он найдет единственно верное решение на перспективу, чтобы жить в хозяине как можно дольше… он станет драться за каждый день жизни, чтобы хозяин не смел рисковать собой и им…

– Нет, – хрипло сказал Малахов. – Что у вас там в готовности – шоковые гранаты, психоделика, усыпляющий газ? Все сразу? Или что-то новенькое? Валяйте, берите. Шанс у вас есть, но и у меня тоже…

Он отчаянно блефовал, и Кардинал, казалось, поддался на блеф.

– Да, шанс у тебя есть, Мишенька. Брать тебя? Лучевой психотропикой тебя не проймешь – у тебя мозгокрут. Газом тоже – у тебя дыхательный аппарат. Вдобавок эта твоя невероятная способность оставлять профессионалов в дураках – она тоже кое-что стоит. Боюсь я, тебя вообще невозможно взять, да и убить тебя, я думаю, не так-то просто…

– А вы попробуйте.

Кардинал долго молчал. Шумел водопадик, и никакого иного звука не было в зале – лишь этот шум, как занудная нескончаемая песня.

– Меня, старика, хоть выпустишь?

Малахов кивнул. Кардинал по-стариковски мелко вздохнул и скорбно подергал веревку. Та немедленно натянулась. Складной стул пополз вверх, остановился, медленно поворачиваясь, в метре от пола и опустился обратно. Видимо, так и задумывалось.

– А может, и ты со мною, Миша? А? Прошу тебя.

– Простите меня, Павел Фомич, – глухо сказал Малахов. – Не могу.

– Значит, нет? – в тоне Кардинала было нечто, заставившее насторожиться. – Так-таки категорически нет?

– Хоть стреляйте. Нет.

Как ни дико это выглядело, Кардинал улыбнулся и погрозил Малахову пальцем.

– Стрелять в тебя, Мишенька? Что толку в тебя стрелять – ты все равно оставишь старика с носом, знаю я тебя. Уйдешь ведь, а? Еще не знаю как, но уйдешь, отыщешь какую-нибудь нору. А только далеко ли уйдешь, Миша? Подумай. Нет, я вовсе не хочу сказать, что мы снова сядем тебе на хвост… хотя, конечно, сядем. Я о другом. Стар стал, забыл сказать сразу… Крышу сорокаэтажки в Джанкое помнишь? Ну да, той самой, недостроенной… А пилон моста? Что ты там делал, не подскажешь ли мне? Нет? А не хотелось ли тебе прыгнуть оттуда, Мишенька?

– Чепуха!

Кардинал невесело усмехнулся. Новая капля ударила его по макушке – он не обратил внимания.

– Логика, Миша, логика! Неужели ты еще не понял? Ты тоже ОТМЕЧЕННЫЙ, уж примирись с этим как-нибудь. Кому нужен функционер, переставший выполнять свою функцию, – спасать людей. Мне? Людям? Человечеству с его дурацким психополем? Разве что самому себе – да кто же тебя спросит, Мишенька? Наложишь на себя руки с великим удовольствием и еще брыкаться начнешь, если помешают. Я, собственно, хотел тебя предупредить, чтобы ты не строил иллюзий. От того, что я тебе наобещал, я не отказываюсь и еще раз повторю: ты мне нужен. А там – как знаешь…

Малахов молчал. Сказать было нечего: Кардинал был прав. Той беспощадной стыдной правдой, которую хочется скрыть от других и прежде всего от себя самого… Я убью себя, подумал Малахов, содрогнувшись. Убью, и никакой «демоний» не помешает мне сделать шаг с крыши. Вот почему он протестует – знает, что обманывать его я умею. Можно и теперь стряхнуть «хвост» и уйти, можно восстановить игровую программку Филина и гонять ее на своем компе… пока не опротивеет. Пока не почувствую сам, как почувствовали те двое: нельзя, хватит! Можно заставить жить других – но не себя. Чересчур неподъемен груз… Запив таблетки водкой, прыгну откуда повыше – вне себя от идиотского восторга, руки вразлет – и буду долго падать, наслаждаясь зрелищем летящей навстречу полоски асфальта, смакуя каждое мгновение свободного полета…

Сдохнуть. Вместе с ними, леммингами. Как нечто ненужное человечеству, не заслужившее права остаться. Уйти и не мешать. Или жить… как прежде. Лечить их по методу Филина – Кручковича – хотя никакое это не лечение, а лишь способ загнать вглубь симптомы… И нет третьего пути. Как знакомо-безжалостно поставлена задача: или – или. Вот от чего, драть вас всех без смазки, зависит судьба человечества!