Александр Громов - Год лемминга

– Еще чего.

– Самому-то не тошно? – спросил я. – Или привык?

– Допустим, тошно, – буркнул он. – Дальше что?

Я промолчал, дыша и стараясь не глядеть на воду. Возле Лоо за нами увязался было боевой вертолет, но быстро отстал. Завалить вдогон такую цель, как пассажирский экраноплан, было для него делом плевым; при желании он мог бы ювелирно cнести нам хвост или одну из турбин, вынудив плюхнуться более или менее мягко… Не позволили. Боятся, как бы не скапотировали, дрожат за меня, ценного, за мои мозги, за память мою. Никакого другого умного металла в лазоревом небе не замечалось. Вот ведь какой парадокс современной техники: посадить нас гарантированно аккуратно им нечем. Бережно посадить…

Во всяком случае, до Поти не решатся.

– Как отключить маячок? – спросил я пилота на траверзе мыса Пицунда.

Он показал.

– Отключай. А систему «свой – чужой»?

Он показал и это. Заметил только сквозь зубы, по-прежнему не поворачивая головы:

– Могут сбить по дури. Все равно увидят на локаторе; над морем-то – чего проще…

– А над сушей? – спросил я.

– Над сушей, может, и нет. – Затем он повернул-таки голову ко мне, и глаза его округлились. – Э, погоди-ка…

– Молодец, – похвалил я, – быстро соображаешь. Вот что: как пройдем Сухуми, будь внимателен. Перед Очамчирой повернешь и пойдешь над речкой до Отапа. Там сядешь. Самое трудное – побережье, ну и дальше пара-тройка мостов. Справишься.

– Погоди. – Он вывел на монитор карту. – Дай посмотреть, где он, Отап твой… Ага, вижу… Извини, я должен спросить, просто так, на всякий случай: ты что, правда псих?

– Зато тихий. Приготовься, минуты через три поворот.

– То-то и гляжу, что тихий… Слушай, тихий, жить тебе не надоело? Полста верст над сушей! Была бы хоть степь… А посадку экраноплана на грунт ты когда-нибудь видел?

Кажется, он принял меня за одного из самоубийц. Я постучал рукояткой «шквала» по подлокотнику:

– Разговорчив стал… Где сесть – покажу, есть там на речке спокойное место. Двигай!

Берег пошел на нас – засаженный эвкалиптами, застроенный отелями курортный берег. Турбины взвыли на форсаже.

– Куда?! Правее!..

– Заткнись, мне лучше знать…

Вел он мастерски. Взмыв над пляжем изумительной горкой – метров на сто, не меньше! – машина перемахнула отель, прошла на снижении между корпусами другого отеля, над оживленным шоссе, над двухэтажными особняками с крытыми верандами, оплетенными виноградом, над линией скоростной надземки, затем – еще одна горка, но пониже, – над проводами ЛЭП, над мостом… В холодильном шкафу что-то дребезжало и со стуком перекатывалось. Меня швыряло, я едва удерживался в кресле, ругая себя за то, что не стал пристегиваться, а содержимое моего желудка бултыхалось под самым горлом. На последнем вираже перед рекой машина едва не сбрила дерево левой плоскостью. Пилот промычал что-то невразумительное. В отражении плексигласа я видел его закушенную губу и глаза – сумасшедшие и восторженные…

Пошли над речкой. Время от времени пилот, следуя изгибам русла, без предупреждения кидал машину то в одну сторону, то в другую – но тут уже можно было отдышаться. Одна минута, полет нормальный, как слышите?..

Можно себе представить, какая сумасшедшая работа идет сейчас там, вне моего восприятия! Чьи-то погоны срываются с кителей… Отап? Повторите! Это точно?! Что у нас там? Почему ничего?!

Через пять минут я буду на месте. На старте моего рывка. А вы – в лучшем случае – через тридцать.

– Тут петля, – подсказал я. – Можно срезать через кукурузное поле. Да не прозевай развилку, нам в приток…

– Сам вижу, – отозвался пилот. – Спасибо…

– За что?

– За все это. Знаешь, что это такое – всю жизнь летать в десяти метрах над водой? Изо дня в день… пятнадцать лет. Смотреть спокойно не могу на эту воду. А так, как сейчас, – только в снах…

– Рад, что тебе понравилось, – хмыкнул я. Вот уж кому что…

Отап как бы и не село – редко разбросанные по холмам у подножия Кодорского хребта домики, сады, пастбища, плантации чая и ореха, подпертые с севера горным поясом с великолепной Ходжали на заднем плане. Среди всей этой пасторальной идиллии суетливая речка шустро бежала по камням, кое-где уважительно обтекая крупные валуны. Глубины в ней, на глаз, было от силы полметра, ширины – полтора плевка. Не сезон снеготаяния, что поделаешь…

– Это и есть твое спокойное место?

Я только кивнул. Пилот крякнул, передернул плечом и не захотел больше со мной разговаривать. Машина, ложась на глиссаду, быстро теряла скорость – пилот явно намеревался посадить машину с первого захода. Я торопливо пристегнул ремень. Ох, пронеси… Пять метров до воды… три… один…