Георгий Гуревич - Под угрозой

— Подайте несчастному. Одно интервью на бедность…

Вопросы, в общем, однообразны. Спрашивают, как понравилась Америка, что больше всего понравилось, нравятся ли Грибову американские дороги, дома, женщины, нравятся ли консервы и прохладительные напитки, правда ли, что он женат на дикарке, и какую страну собирается спасать от землетрясения. Но, отвечая, надо держаться настороже. Время от времени кто-нибудь пробует спровоцировать. А не скажете ли вы, мистер Грибов, нечаянно, что-либо, что можно повернуть против коммунизма?

Машина уже ждет у отеля, Грибова везут показывать достопримечательности (небоскреб, водопад, парк, статую, башню, мост). Обычно водопады и статуи густо заставлены рекламами и засижены корреспондентами («Мистер Грибов, один вопросик, только один…»). Потом бывает торжественное заседание. Сидя в президиуме, Грибов часа два слушает похвалы в свой адрес. Ораторы говорят о величии человеческого духа, породившего Архимеда, Ньютона, Галилея и Эйнштейна, и называют Грибова русским Эдисоном или современным Прометеем. Именуют самым отважным из ученых и самым ученым из отважных. Удивляются стойкости и выдержке. Воспевают прозорливость. И в конце просят выступить, рассказать, как вдохновение озаряет его.

Грибов пытается объяснить истину. Говорит, что открытие похоже на эстафету — из рук в руки, из рук в руки. Открытие похоже также на лестницу, где каждый быстро поднимается по ступеням, уложенным предшественниками, а сам тратит всю жизнь, чтобы добавить еще одну ступень. Он вспоминает изобретателей телевидения, конструкторов подводного телевидения и Алешу Ходорова, соединившего подводное телевидение с программным танком. Говорит о методичном Сошине, поэте таежных троп, который добился, чтобы просвечивание подводное превратили в подземное. И о безрассудном Викторе, предсказавшем извержение при помощи подземного просвечивания. И о вдумчивом неторопливом Дмитриевском, которого вдохновил подвиг Виктора, заставил заняться предсказаниями землетрясений. О трех тысячах ученых-сейсмологах, с Голицына начиная, распознавших природу землетрясений; опираясь на их труды, можно было создать методику прогнозов. Говорит о тысячах наблюдателей и вычислителей, копивших опыт, благодаря которому он, Грибов, за одну ночь сумел предсказать калифорнийское землетрясение. Так же подробно приходится рассказывать историю бурения, вплоть до Мэтью с его жидким металлом и историю атомной энергетики. И заключить: «Я сам сделал последний шаг — предложил соединить подземные прогнозы, атомную энергию и сверхглубокое бурение. Я как мальчик, взобравшийся на небоскреб. Мне нетрудно дотянуться до облака, потому что этот небоскреб построен до меня».

Грибову аплодируют, кричат «ура» и не верят. Слушатели его пропитаны уважением к собственности, идея коллективной науки им чужда. Нефть принадлежит Рокфеллеру, химия Дюпону, уран — Джеллапу, должны быть собственники и у открытий. Пар — это Уатт, Эдисон — электричество, отмена землетрясений Грибов…

И председатель говорит в заключительном слове:

— Наш замечательный гость проявил еще одно выдающееся качество скромность. Но мы, восхищаясь, сожалеем, что скромность помешала мистеру Грибову открыть нам секреты творчества. Мы так и не узнали…

После заседания обед. Заставленный стол, бутылки, вазы с фруктами. Грибову представляют дам с огненными диадемами в волосах и уважаемых мужчин в черном. Называют сотни имен, и Грибов тут же их забывает. Твердит: «Очень приятно, очень приятно», отказывается от вина, улыбается в ответ на улыбки. Где-то в середине обеда его берут под руку… Приземистая машина мчится за город. Там поле с подстриженной травкой, белая труба на колесах уже ждет, растопырив крылья. Салон с покатыми стенками, стюардесса со служебно-восторженной улыбкой, конфетки от тошноты, синее небо, ватные облака, сиренево-клетчатое в просветах.

К концу декабря в полном изнеможении Грибов возвратился в Калифорнию. Он заказал билет на теплоход «Лесозаводск». Нарочно выбрал советское судно, чтобы не было ни одного корреспондента («один вопросик, мистер Грибов»). Но планы его нарушил Мэтью. Он так упрашивал хотя бы Новый год провести вместе. И Грибов не отказал. Вспомнил гофрированную конуру на Мохо-Айленде. Так хорошо было сидеть там, выгребать консервы ложкой и всю ночь напролет рассуждать о секретах земной коры. Так бы встретить Новый год.

Увы, эпоха конуры ушла в прошлое. Ныне Мэтью — губернатор, встреча проходила в губернаторском дворце. Стоя на лестнице, Мэтью пожимал руки полузнакомым и незнакомым гостям. Увидев Грибова, обрадовался, обнял и тут же отвернулся к следующему гостю. Грибов поднялся по лестнице. Наверху оказался стол с бутылками и вазами, уважаемые мужчины в черном с незапоминающимися фамилиями и блестящие женщины с огненными диадемами в волосах. Грибова тут же взяли в плен три хорошенькие девушки, начали задавать вопросы, играя глазками и откровенно кокетничая. Впрочем, можно ли их осуждать? Второй месяц они всюду читали и слышали о самом замечательном, самом гениальном из иностранцев. Конечно, им лестно было бы, чтобы гений оценил их красоту, проявил внимание, влюбился бы… Вот подруги завидовали бы!