Георгий Гуревич: Дель и Финия

Пока об этой истории знают трое, но мы условились не торопиться с публикацией. Нам самим не очень ясно, что получится из нашего необычного опыта. Но так как опыт опасный, лучше сказать не совсем безопасный, я пишу отчёт… на всякий случай. Пусть полежит в столе. А если что случится, материалы не пропадут.

А пока об этой истории знают трое: ББ, Гелий и я. О Борисе Борисовиче, нашем ББ, будет отдельный разговор. Пожалуй, он сыграл главную роль, если можно употребить такие слова “сыграл роль” о герое, который рассуждает, лёжа на кушетке. Пожалуй, ни в одну пьесу не примут героя с такой ролью. Гелий — человек, который успевает все, успевает в десять раз больше, чем обычные люди. Его коэффициент полезного действия — около тысячи, в таком роде. Его все увлекает, и он берётся за все (может быть, это не очень хорошая рекомендация). Гелий берётся за все с другого конца, пробует то, что люди не пробовали. Он не устаёт повторять знаменитые слова Эйнштейна: “Кто делает открытия? Дурак. Умные знают, что ничего не выйдет; приходит дурак, которому это неведомо, он-то и делает открытие”. Мечта и цель Гелия: быть эйнштейновским дураком.

Что касается меня — представлюсь: Кудеяров Юрий, возраст — 31, рост средний, внешность обыкновенная, невыразительная, светловолосый, близорукий, ношу очки (впрочем, о внешности разговора будет достаточно). Образование высшее, по специальности — цетолог. Цетолог, а не цитолог. Все путают: цитология — наука о клетках, а цетология — о китах. Я китовед. Китовед, а не китаевед. Впрочем, извилисты пути науки, о китаеведении тоже будет разговор.

Кроме того, я счастливчик. Я очень везучий человек, даже холодильник выиграл по тридцатикопеечному билету. Но это не самое главное. Главное, что я всю жизнь занимаюсь любимым делом. Даже диссертацию пишу на тему, которую сам выбрал: “К вопросу о физиологии контактов в сообществе некоторых зубатых китообразных”.

Меня ещё с детства увлекала всякая живность: голуби, собаки, белые мыши, пчелы, жуки, бабочки и гусеницы. Мне и черви не казались противными. Очень интересные животные, переливаются от хвоста к голове, в каждом колечке свой мозг и своя наследственность. Меня с трудом выгоняли из живого уголка в Доме пионеров, я все норовил спрятаться на ночь. Моя терпеливая мама, жалобно шмыгая носом, безропотно сносила острый запах зверинца в квартире, клёкот неразлучников, щебет щеглов, шорох разбежавшихся жуков. Но мне так и не удалось доказать ей, что ужи не змеи. То есть, по Брему-то, они змеи, класс пресмыкающихся, отряд змей.

Правда, и удавы и гадюки — в том же отряде. Но ведь это же не основание, чтобы визжать и забираться с ногами на диван, когда что-то ползает по полу. У ужей жёлтые пятна на затылке, за километр видно.

Не помню, когда я узнал, что мы произошли от животных, вероятно, ещё до школы. Да я и не сомневался, что в клетках зоопарка ревёт, визжит и мычит моя родня. Но я столько мог рассказать о замечательном уме моих мохнатых, перистых и хитиновых питомцев, об их талантах, быстроте и чувствительности, мне, увы, не доступной. Позже, это уже в старших классах было, мне объяснили, что никаких талантов там нет. Слепые инстинкты, автоматическая программа. Моя точка зрения неверная, называется антропоморфизмом — уподобление человеку. На самом деле между человеком и животным пропасть. У нас есть язык, у них нет, у нас есть сознание, у них нет, они ничего не понимают, ничего не чувствуют, не чувствуют, а ощущают. У нас действия, у них поведение, у нас цель, у них рефлексы. Пропасть непроходимая!

Признаюсь, чтобы не путать вас, читатели, что я по сю пору немножко антропоморфист. Пропасть есть, конечно, каждый видит; но такая ли непроходимая? Думается, что непроходимость эта не только научный факт. Пятьдесят процентов от науки, остальное от эмоций. Очень хочется нам самоутвердиться, уверить себя, что мы выше всех на свете. Пусть я негодяй, пусть дурак, пусть лодырь, но я человек, а не собака. И отсюда же оправдание жестокости. Собаку можно бить, как собаку, гнать, как собаку, устроить ей собачью жизнь в собачьей конуре. Она же не чувствует, а ощущает, воспринимает, а не понимает. У неё не душа, а пар, как у щедринских ракушек, которых карась жевал и жевал, возмущаясь, что их, карасей, щуки глотают.