Дивов Игоревич - Оружие Возмездия

И тут плохо стало мне. Разом схлынуло накопившееся за последний месяц напряжение. И увиденное сегодня — догнало. И то, что я с момента приезда в Мулино не слышал вообще никакой музыки, кроме страшного нашего полкового оркестра, тоже сыграло роль.

Музыка для нас, мальчишек восьмидесятых, значила невероятно много. Мы в нее прятались, мы ею отгораживались от мира родителей, музыка делала нас свободными. У кого-то попса, у кого-то рок, главное — она у нас была. В учебке музыки не оказалось вообще.

И тут я ее услышал.

Я привалился к стене, закрыл глаза, и из-под сомкнутых век буквально хлынуло.

— Ты не стесняйся, Олег — просипел Тяглов. — Не стесняйся слез.

Он что-то еще сказал ободряющее, сидя в расстегнутой шинели на корточках перед тумбочкой с магнитофоном. Голос майора был слабым, потерянным, несчастным и больным — а я ничем не мог помочь. Кто бы мне самому помог.

— Устал… — прошептал я.

— А как я устал… Кто бы знал.

Он повалился на диван и тоже закрыл глаза.

— Что вы здесь делаете, товарищ майор… В этом зверинце?

— Служу, — объяснил Тяглов.

Помолчал и добавил:

— Никогда не задавай офицерам этот вопрос. Он бьет не в бровь, а в глаз, и нечего ответить. Ладно, я посплю наверное. Спасибо, ты иди теперь.

Я утер слезы. Мне как-то сразу стало легче.

— Не забудьте про таблетки, они у вас в правом кармане. И врач настоятельно советовал не пить.

Тяглов шепотом сказал, где он видел всех врачей.

Военный городок Мулино был все таким же холодным и мертвым, как в самый первый день. Я сделал небольшой крюк, чтобы пройти через сосновый перелесок — хоть минуту не видеть ничего мулинского, ни домов, ни забора части. Меня просто воротило от всего этого. Как жить дальше? Я не хотел возвращаться из штаба в батарею — там было невыносимо скучно. Но политотдел дивизии оказался чересчур интересным местом. Несколько более интересным, чем может вынести мало-мальски приличный человек. Как переварить сегодняшний опыт и никому не плюнуть в глаза, я просто не знал.

Почти у самого КПП артполка меня засек скучающий патруль.

— Това-арищ военнослужащий! — нараспев позвал старший лейтенант, потирая руки.

Я подошел и представился.

— А, это ты… — протянул старлей разочарованно.

За месяц работы в штабе я перезнакомился тут со многими, вплоть до контрразведчика. Этот старлей был таким же "агитатором", как Тяглов, только рангом ниже, из противотанкового. Сам небольшой, и патрульные будто сплюснутые по вертикали — чтобы помещались в отсек управления ракетного комплекса на базе БРДМ.

— И отчего вдруг поплохело нашему майору? — удивился старлей, выслушав мою историю. — Он же обычно живее всех живых.

— Поговорил с начПО. В отпуск просился.

— М-да… Смелый поступок. Мои соболезнования. Ну, топай.

Вечерело, штаб уже опустел. Я мог бы просто сидеть у себя и наслаждаться редчайшей в армии роскошью — одиночеством, — но было слишком муторно на душе. И я отправился к чертежникам. Мне сразу открыли на условный стук, который знали только мы — "штабные" — и начальник оперативного отдела. Стук был слишком замысловатый, чтобы офицеры додумались до него: один удар. Начопер тоже не додумался, он подслушал. И никому не рассказал. Ему нравилось, что у него такие хитрые чертежники.

На огромном столе посреди чертежки была расстелена карта. Рядовой Гусев лежал на ней с плакатным пером в руке. Рядовой Косинов варил суп в электрическом чайнике.

— Ты чего такой смурной?

Я рассказал.

— Наплюй и забудь, — посоветовал Гусев. — Это же товарищи офицеры. Странно, что они не едят друг друга. Нашел, из-за кого расстраиваться. Даже самый лучший офицер не стоит одной твоей слезинки.

— Они друг друга именно едят, — возразил Косинов. — Еще как едят. А ты, Олег, просто не служил толком. Через пару месяцев такого насмотришься, что отучишься удивляться вообще чему-либо.

— Не хочу отучаться.

— А придется, — заверил Косинов.

Он угадал, мудрый дед: пришлось.

Я отправился в казарму — поспать в тепле. Шел между прямоугольными сугробами, вспоминал этот безумный день. Думал о курсанте, застрелившемся позавчера в карауле. О контуженных танкистах, которым на стрельбище попал под гусеницу забытый кем-то снаряд. О больных, долбящих лед — некоторых скоро комиссуют, потому что военкоматы просто не имели права их призывать. Чего ради это все, если у нас офицеры едят друг друга?

И тут случилось удивительное. В первый и последний раз за мою службу в артполку включилась система громкой связи. И заиграла музыка.