Роман Глушков - Угол падения

Мне пришлось лишь капитулирующее поднять руки и склонить голову, признавая неоспоримость предъявленных Людвигом доводов. Много лет я терзался загадкой, что стало с моим загрузочным досье и у кого оно сегодня хранится. И хоть это был еще не окончательный ответ на мой вопрос, тем не менее кое-что все же прояснилось. Жаль только время и место для этого выдались неподходящими. Да и сама вскрывшаяся правда не добавила мне ни уверенности, ни хорошего настроения. Наверное, нечто похожее чувствуют те дети, которые уже в зрелые годы неожиданно узнают, что взрастившие их родители на самом деле являются для них приемными. На первый взгляд, вроде бы не на что обижаться, тем более если усыновители относились к ребенку как к родному и окружили его заботой и лаской, однако в душе все равно возникает ощущение обиды. За то, что ты всю жизнь безгранично доверял родителям, а они, оказывается, от тебя что-то утаивали.

Все мое посмертное существование в ментальном пространстве люди, которые были причастны к моему М-эфирному воскрешению – по сути, мои вторые родители, – постоянно скрывали от меня правду. И когда по вине тех или иных обстоятельств фрагменты моего туманного прошлого порой всплывали на свет, меня это не радовало, а наоборот, огорчало. И по вышеупомянутой причине, и от того, что ничего хорошего в той правде, как правило, не было. А в данный момент я и вовсе открыл для себя истину, что фактически никакой я не свободный либерианец, а принадлежу с потрохами безумцу Моргану Платту. Который волен распоряжаться с моим досье, как ему угодно: уничтожить, перепродать, наплодить целый батальон клонов Арсения Белкина или, как сейчас, оживить при помощи моего загрузочного кода уродливого робота.

Я и впрямь являлся лишь ментальной тенью; неизвестно какой по счету копией, снятой с моего многострадального досье – первой в истории человеческой души, сохраненной в М-эфире посредством танатоскопии в качестве материала для воссоздания некогда умершей личности. В отличие от Викки, полностью утратившей шанс на воскрешение, я еще мог рассчитывать на то, что после очередной своей смерти получу новую жизнь, но осознание того, в чьих руках она будет находиться, повергало меня в беспросветное уныние. Одного взгляда на несчастного Людвига было достаточно, чтобы понять, какое будущее мне уготовано.

– Когда в беседе по коммуникатору ты назвал Моргану свое имя, он всполошился и тут же выпроводил меня за дверь, – продолжал робот Белкин-1. Я кивнул, подтвердив, что тоже помню этот момент. – Старый шизофреник вовремя спохватился, что твое появление может сказаться на мне самым непредсказуемым образом. Все эти годы Платт методично, по капле выдавливал из меня всеми доступными ему способами преступника Белкина, заменяя его личность личностью образцового слуги Людвига. Не перевоспитывал, нет – именно заменял. То изобретал какие-то прогрессивные методики; то копался в моих воспоминаниях, желая выдрать из них корень зла, что, по его мнению, сокрыт в душе каждого бандита и убийцы; то, образно говоря, стегал до полусмерти кнутом, то кормил от пуза сладкими пряниками… В общем, изгалялся по полной программе, словно решил отхватить себе Нобелевскую премию по физиологии, не иначе. А может, и впрямь о чем-то таком грезил, кто его, долбанутого гения, разберет.

– Однако, гляжу, не слишком он в этом преуспел, – ехидно заметил я, чего греха таить, испытав чувство гордости за несгибаемый белкинский характер, пусть и проявлен он был не мной.

– Это точно, – согласился Людвиг. – Хотя Платт считает иначе, и я его в этом не разубеждаю. Напротив, всячески потакаю его убеждению, ведь только так мне удалось отвязаться от Моргана. Поначалу я, конечно, пытался сопротивляться, но это его лишь раззадоривало и вынуждало изобретать какие-то совершенно немыслимые способы моего укрощения. Но потом я смекнул, что куда проще поддаться неугомонному старику и притвориться паинькой, нежели своим упрямством генерировать в нем все новые и новые идеи. Вот тут-то я и нащупал у хозяина ахиллесову пяту! Сломив мое сопротивление и добившись победы, он быстро охладел к этим исследованиям и, оставив меня в покое, переключился на новые. В итоге я отделался уязвленным самолюбием и необходимостью носить маску покорности, зато после всех этих психологических опытов сохранил рассудок, научился виртуозно лицемерить и начал лелеять в душе надежду, что однажды отомщу Платту за все унижения, которым он меня здесь подвергал. Мне стоило огромного труда убедить хозяина, что я тебя не узнал, мой брат. Но едва это случилось, я понял, что иной подходящий способ поквитаться с Морганом мне вряд ли представится.