Георгий Гуревич - Только обгон - (По мотивам мемуаров йийита Гэя)

И целует, целует жадно, приговаривая: “Этому глазу ещё не досталось… и носу обидно, и верхней губе, и нижней тоже…”

Дошло! Дошло, честное слово! Пэй сопит, скрежещет зубами. Даже привстал в своём баке, зло таращит глаза.

— Что с тобой, старик? Приснилось что-нибудь?

— Нет… так… ничего особенного!

Жду, чтобы Пэй задремал. Изобретаю следующий сценарий.

Вот сидим мы оба в баках, Гэй в профиль, длинный нос торчит между выпуклых очков. Вдруг он поворачивает голову к двери. Гэтта выходит из коридора. Вся мокрая, раствор стекает с неё, мокрые следы на полу.

“Гэтта, что с тобой? Кто тебя разбудил?”

“Никто, я сама. Тоскливо очень. На самом деле мы не спим, все понимаем”.

“Твой муж в соседнем баке, Гэтта. Растолкать его?”

“Нет, к тебе хочу, Гэй. Я не люблю мужа. Он скучный”.

Сработало, Пэй опять сопит и стонет.

Для чего я мучил несчастного Пэя? Не из мести. Мне нужно было установить наилучшие, оптимальные условия мыслепередачи. В дальнейшем, уже с согласия Пэя и при его участии, я разнообразил опыт, внушая соседу нейтральные образы: кресты, треугольники, зигзаги и прочее. В общем, биопередача получалась, и очень яркая. Ничего такого в прошлом у нас не бывало. Возможно, благоприятствовали особые условия субсветового полёта с утроенной массой и перенапряжённым вакуумом в ракете и вокруг неё. Ещё я замечал, что металл помогает информации, в особенности тяжёлый — свинец, висмут, золото, ртуть. Когда я прислонялся головой к свинцовым стойкам бака, образы становились явственнее. Перегородки же, в особенности деревянные, и всякие сетки экранировали психические волны, отводили их в стороны; кресты и треугольники расплывались, очертания их становились размытыми. Ещё замечали мы, что увиденное глазами передаётся легче, чем воображаемое. Если я смотрю на рисунок, Пэй принимает отчётливее. И вот что я сделал: я подобрал копии фотографий, снятых Тэем в пещере, увеличил их, вмонтировал свой собственный портрет. Смотрел и воображал: вот стою там, среди скал, поросших мхом, разглядываю друзы кристаллов на своде, возможно, что кристаллы эти и есть мыслеприемники. Это я стою, задрав голову, я, Гэй, стою в мокром трико и лупоглазых очках, я очень хочу стоять там. Принимайте меня, феи. Пусть будет живой Гэй в вашей пещере!

Кто знает, на каком расстоянии действует мыслеприемник фей? Уж наверное, он не слабее, чем в голове Рэя.

Попытка — не пытка. Я ничем не рискую. Да и нет другого выхода.

Не удалось сегодня — через месяц попробую ещё раз.

Та же проекция на экране. Скалы, поросшие мхом, друзы кристаллов на своде, весь свод — сплошная люстра в переливах, в сверкании подвесков. Небывалые, неестественные, Тэем придуманные кусты в форме скрипок, лир и винтов. Ручеёк меж камней, и у ручья я сам — в чёрном трико, в лупоглазой маске…

Не вышло? Тогда ещё раз, через месяц: крутые скалы, поросшие мхом… друзы… свод-люстра… скрипки, лиры и винты. Я в лупоглазой маске.

А через месяц опять: мох. Друзы. Люстра. Скрипка. Маска.

И Пэя я уговаривал пробовать. Но он не верил в успех. Потаращится минуту и рукой махнёт: “Все равно не выйдет”.

Но мы же ничем не рискуем. Терять нам нечего.

Повторяю через месяц: мох, люстра, скрипка…

И опять. И опять.

И вдруг, не помню уж в какой раз, в десятый или двадцатый, образ не исчез, закрепился в воображении. Остались покатые скалы с пушистыми пятнами мха и плоскими лишайниками, геометрические букеты кристаллов, прозрачный ручей, бегущий по цветным камешкам. Неужели я навообразил столько разных оттенков и форм?

А обрамление, наоборот, растворилось, ушёл куда-то проекционный экран в матово-чугунной раме, зеленоватая стенка бака, соседний бак…

— Пэй, где ты?

Повернул голову. Нет Пэя. Слева дорожка, огибающая скалу, похожую на слона. Не видел я такой скалы, не воображал такой.

Жарко. Пить хочется. Соку бы.

На траве у моих ног стакан с прозрачным апельсиновым соком. Подношу к губам. Ароматно. Сладко и кисловато. Приятно холодит.

Конец испытаниям. Приняли меня феи.

“Приняли меня феи”. После этих слов было написано: “Конец”.

Признаюсь, я с беспокойством дочитывал записки Гэя. Длился полет, полет со всеми перипетиями разгона, потом размышления в баке, все меньше страниц оставалось до переплёта, на этом скудном пространстве могло уместиться только сообщение о неудаче. И вдруг: “Приняли меня феи”. Ну а дальше что?

— Есть продолжение у этой книги? — спросил я у киберсправочника, моего постоянного гида в библиотеках чужих планет.