Георгий Гуревич - Только обгон - (По мотивам мемуаров йийита Гэя)

Рэй сказал, зевая:

— Нас тошнит от твоих фокусов, Гэй. Скорость убавил я, потому что Джэтта не могла заснуть. Не будить же вас всех, устраивать общее собрание ночью из-за такого пустяка. На то я и капитан, я отвечаю за здоровье каждого.

— В таком случае, — сказал я, — предлагаю выбрать другого капитана. Другого! Который будет отвечать за победу, а не за здоровье.

Рэй был огорчён, не подготовлен к таком выпаду, поэтому от неожиданности стал злиться и глупить.

— А кто достойнее? — закричал он. — Я единственный космонавт среди вас. Я единственный, кто постоянно бывал на “Паломнике”, я для вас живой справочник. Без меня “Справедливость” не вышла бы из дока. Без меня вы вообще ничего не знали бы о замыслах Джэя, сидели бы по домам, уповали на звёздочку в зените.

— Святая истина, — подтвердил Сэй Нижний, моргая сонными глазами. — Рэй самый достойный. Вся экспедиция — его заслуга. Ты зря бренчишь, Гэй.

Семь пар глаз смотрели на меня с раздражением, с осуждением, с презрением даже (“Экий честолюбец! В капитаны лезет, туда же!”). Но я сказал… Помню, как нелепо зазвучал мой голос, со слезой, с каким-то надрывом, мне несвойственным:

— Ребята, вы правы. Рэй самый знающий, самый толковый, самый заслуженный, самый достойный, самый-самый… Но подождите минуточку, не торопитесь в спальни. Припомните: для чего мы в космосе? Кто послал нас и зачем? Обиженные Джэем послали нас, на свои пятаки снарядили ракету, кровью прикрыли старт. За что отдал жизнь наш товарищ Юэй, чего ради осталась вдовой с двумя близнецами Юя? Во имя чего были располосованы лучеметами докеры и монтажники, не допустившие к нам полицейских? Во имя того, чтобы улетели мы, достойные доверия, надёжные, неспособные обмануть, чтобы летел Рэй — самый из нас достойный, прирождённый капитан, первый разоблачитель Джэя. Никто лучше Рэя не может вести корабль к победе… Но хочет ли Рэй победы? — вот в чём проблема. Он говорит о соглашении, о нравственности, о порядке использования пещеры, о своём престиже, о праве быть капитаном, о своём ребёнке и своей жене, но только не о победе. За наше здоровье, за наши жизни он согласен ответить — за успех отвечать не берётся. А что такое наши жизни в деле справедливости? Дороже жизни Юэя, что ли? Если восемь жизней выигрывают войну, это же дешёвка, даровая победа. И я клянусь — это звучит помпезно, но вы знаете, что я выполняю свои клятвы, — клянусь, что дал бы изжарить себя на медленном огне, если бы это помогло обогнать Джэя. И клянусь ещё, поскольку самовольство процветает на этом корабле, что каждый раз, как только вы заснёте, отвернётесь, зазеваетесь, я буду пробираться в рубку и ставить рычаг двигателя на 3 g . Можете выламывать двери, можете запереть меня и даже убить, но тогда уж будьте честными. Радируйте домой на Иийит: “Справедливость” меняет название. Отныне мы — “Обманутые надежды”. Намерены поделить пещеру с Джэем и в личных усадьбах разводить цветочки для собственных жён. Каждый заботится о себе!”

Я выпалил все это единым духом, потому что за долгие вечера сто раз обдумал свои доводы и подыскивал формулировки. У нападающего есть преимущество внезапности. Он знает, что намерен говорить и делать, он наступает, навязывает свой план битвы. Вынужденный обороняться, Рэй собирался с мыслями, постепенно понимая, что защищает бесславное дело. Остальные молчали, но я видел в их глазах колебание, а не осуждение. Только Джэтта надула губки с презрительным высокомерием. Она ничего не поняла, ничего не слышала и не хотела слышать. Для неё я был гнусный раб, бунтующий против господина, мои слова не имели смысла.

Я продолжал, воспользовавшись молчанием:

— Ребята, мы устали, мы при последнем издыхании, наших человеческих сил не хватает. Но есть выход: гипотермический сон. Шесть ванн готовы, только включай охлаждение. Автоматика ещё не отработана, правда. Но всё равно двое останутся дежурными, кто покрепче, пожилистее.

— А ты гарантируешь, что мы выйдем из сна благополучно? — спросил Сэй женатый.

— Когда ты отчаливал в космос, кто гарантировал тебе благополучное возвращение? — ответил я.

Молчание.

— Думайте, ребята, думайте. Чем мы занимаемся? Себя бережём или обгоняем Джэя?

И Гэтта, изменница Гэтта, считавшая меня бессердечным, чёрствым сухарём, первая сказала со вздохом:

— Гэй прав. Будем гипотермироваться. Я согласна.

— Я тоже, — присоединился Пэй. Женившись, он перестал быть моим эхом, но стал эхом жены.