Борис Левандовский - Обладатель великой нелепости

Во-вторых, звонок отца Германа ему прямо в офис несколько дней назад подтверждал именно такой вывод. Старик сообщил, что уже долгое время не может связаться с сыном и очень рассчитывает, что Алекс поможет ему прояснить ситуацию.

Еще он упомянул одну странную вещь: когда он в конце сентября пытался поговорить с Германом, трубку в его квартире поднял какой-то ненормальный тип, вначале пытавшийся выдать себя за Германа и вообще «вел себя крайне подозрительно». Правда, в последующие разы, когда старик пытался вновь дозвониться, трубку никто не брал. Затем, он уточнил: действительно ли Алекс отправил Германа в длительную командировку в связи с делами компании? – именно этим объяснил «ненормальный тип» отсутствие Германа дома. Алекс отлично помнил весь разговор, и тот момент, когда что-то вдруг заставило его соврать и подтвердить слова «ненормального типа». Потом он сам какое-то время недоумевал по этому поводу. И еще оставалось совершенно непонятно – зачем нужно было врать самому Герману или неизвестному человеку в его квартире? Если, конечно, это не был сам Герман.

Хватало и других причин пуститься в долгие размышления.

Однако вчерашний день словно заново перечеркнул начавшее приходить понимание . Упущенные возможности заставляют искать виновников. В данном случае ответ был предельно ясен – виновен Герман. Ярость была настолько ослепительной, что он совершил еще несколько серьезных промахов – прежде всего, лично поручив поджег квартиры Германа людям, с которыми вместе работал; при том, не одному или двум, а целой группе. И более того – непрофессионалам . Все это непростительная глупость. Вот именно, глупость – свойственная черта почти всех решений, принятых под властью эмоций. Пожалуй, если бы он дал себе немного времени подумать…

Черт! Неужели он действительно способен вот так мстить человеку, с которым была связана вся его сознательная жизнь? – вот что было хуже всего. И вот что испугало его, когда он бросил трубку.

Алекс закурил сигарету и по привычке, когда решалось что-то важное, стал расхаживать по домашнему кабинету из угла в угол. Почему-то мелькнула мысль: хорошо, что он отправил жену еще утром погостить с неделю у родственников, живущих в Венгрии. Может быть, так ему было спокойнее… – только спокойнее что?

Он остановился у стола и посмотрел на полупустую чашку с давно остывшим кофе. Тревога, ноющая в груди подобно зловещей опухоли, усиливалась.

Это ощущение неясной, но близкой беды особенно возросло во время разговора с человеком, руководившим теми тремя недоумками, которые должны были устроить поджог в квартире Германа. Да, именно в тот момент, словно по радиотелефонной связи к нему проникло какое-то необъяснимое вибрирующее напряжение. И еще что-то , вызывающее острое чувство иррациональности и безотчетного страха, подобного тому, что испытывает человек, вскакивающий в постели в липком поту посреди ночи, но не может вспомнить самого кошмара.

Хуже того, по какой-то скользнувшей интонации в голосе главного Алексу показалось, что тот испытывает нечто подобное, но тщательно пытается это скрыть.

Алекс перевел взгляд с чашки холодного кофе на телефон. Там, в квартире Германа, что-то не ладно, что-то не так… что-то такое, о чем даже не хотелось думать.

«А может, все отменить?»

Он медленно потянулся к трубке и с неприятным удивлением заметил, как сильно дрожит его рука.

Конечно, именно так и нужно поступить, – это внезапно окрепшее решение, которое нарастало в нем весь вечер и, наконец, стремительно, как воздушный пузырь со дна океана, вырвалось на поверхность сознания – принесло мгновенное облегчение. Он прямо сейчас даст отбой, и его люди вернутся. Все закончится.

Секундой позже, едва рука Алекса опустилась на телефонную трубку, его сердце вдруг пронзила игла тошнотворного чувства обреченности.

Что он опоздал…

21 октября, 23:08

Когда Косой закричал, все трое оцепенели.

Спустя две или три секунду первым в себя пришел главный. Чтобы голосом не выдать собственного испуга, он молча дал знак Седому и Боксеру следовать за ним. Эти даже не пытались скрыть, насколько им плохо: у обоих были перекошенные бескровные лица, как у пассажиров терпящего катастрофу самолета.

Они уже пересекли половину гостиной, когда им навстречу, немного пошатываясь, вышел Косой. На его лице блуждала самая юродивая улыбка, которую им только приходилось у него наблюдать: правый глаз чудовищно косил, казалось, еще немного и он полностью вывернется обратной стороной, – радужная оболочка почти скрылась из виду где-то рядом с переносицей. Главный с отвращением подумал, что так можно увидеть собственные мозги.