Карен Фаулер: Только стоячие места

Она почуяла момент, когда Бут ушел. Ей нравилось думать, что это происходит из-за какой-то незримой связи между ними, из-за чего-то необъяснимого, из-за какой-то предрасположенности, но на самом деле она услышала, как хлопнула дверь. Он ушел, не попросив разрешения повидаться с нею. Она подошла к небольшому окну, чтобы посмотреть, как он уходит. Он не остановился, чтобы взглянуть наверх. Он взобрался на черного коня и прикоснулся к шляпе, салютуя матери.

Мать взобралась в наемную коляску, опираясь на руку мистера Уикмена. Под мышкой она держала пакет. Анна прежде его не видела. Он был плоский, круглый и завернут в газету. Анна подумала, что это подарок от Бута, что возбудило в ней зависть.

Позднее на суде над своей матерью Анна услышит, что в пакете содержался полевой бинокль. Человек по имени Ллойд показал под присягой, что Мэри Сюррат доставила бинокль ему и также передала инструкции от Бута относительно оружия. Это было единственное, однако нанесшее непоправимый вред свидетельское показание против нее. На суде над братом Анны этот Ллойд повторил все, кроме бинокля. Он был, как он сказал, слишком пьян в то время, чтобы вспомнить, что именно говорила ему миссис Сюррат. Он так никогда и не вспомнил. Обвинение угрозами вытащило из него его ранние свидетельские показания. Эта ревизия произошла через два года после того, как Мэри Сюррат была повешена.

Анна простояла у окна долгое время, представляя себе, что Бут вернется с таким же подарком для нее.

Джон Уилкс Бут встретил Джорджа Этцеродта на улице в пять вечера. Бут был на лошади. Он сказал Этцеродту, что изменил свое решение насчет похищения. Теперь он хотел, чтобы вице-президент был убит. В 10:15 или около этого. «Я узнал, что Джонсон — очень храбрый человек», сказал ему Этцеродт.

«А вы — нет», согласился Бут. «Но теперь вы уж слишком глубоко увязли.» И он уехал. Бут вез в кармане письмо издателю «Нейшнл Интеллидженсер». В нем он перечислял причины для убийства Линкольна. Он подписался собственным именем, но вписал так же имя Джорджа Этцеродта.

Люди, работавшие с Этцеродтом, как-то сказали, что это был человек, которого можно было оскорбить и он при этом не сопротивлялся. И это было самое милосердное, что можно было о нем сказать. Трое мужчин из бара Кирквуда появились и взяли Этцеродта под руки. «Давай поищем еще бар», предложили они. «До конца вечера у нас еще часы и часы. Ешь, пей, веселись.»

В шесть вечера Джон Уилкс Бут отдал письмо Джону Мэтьюсу, актеру, попросив доставить его на следующее утро. «Меня не будет в городе, а то я доставил бы его сам», объяснил он. Группа офицеров-конфедератов промаршировала по Пеннсильвания-авеню, где их мог видеть Джон Уилкс Бут. Они не проявили дружелюбия, они просто сдались. «Человек либо покоряется своей судьбе, либо создает ее», сказал он Мэтьюсу. «Человек может поднять себя до уровня события, либо пасть под его тяжестью.»

На закате человек по имени Джон и по прозвищу «Арахис» зажег большую стеклянную сферу-фонарь перед входом в театр Форда. Внутри президентскую ложу украсили взятыми взаймы флагами и материей. Дверь в ложу сломали несколько недель назад в случайной драке и с тех пор ложа не запиралась.

Был ранний вечер, когда Мэри Сюррат вернулась домой. Ее финансовые дела остались неурегулированными, мистер Ноти даже не явился на встречу. Она поцеловала дочь. «Если мистер Ноти не уплатит нам того, что должен», сказала она, «я даже не знаю, что дальше делать. Я не вижу впереди выхода для нас. Твой брат должен вернуться домой.» Она прошла в кухню, чтобы понаблюдать за приготовлениями к обеду.

Анна пришла туда же, чтобы помочь. С полудня, с того момента, когда Бут не заговорил с ней, она просто обессилила от горя. И это горе нисколько не рассеялось за последние часы; теперь она сомневалась, что оно вообще когда-то исчезнет. Она порезала жареное мясо на кусочки. Под ее ножом оно было кроваво-красным и она подумала о белой коже Генриетты Ирвинг и о кровавом сердце, бьющемся под нею. Она прекрасно понимала Генриетту Ирвинг. Все, чего я жажду — это любовь, говорила она про себя, и простая истина этих слов вызывала у нее слезы. Наверное, она сможет прожить остаток своей жизни, если сыграет ее вот так, сцену за сценой. Она подняла нож кверху, глядя, как кровь стекает по лезвию, это было так драматично и так отвечало ее шекспировскому настроению.

Она ощутила прохладу и, оглянувшись, увидела, что один из новых постояльцев прислонился к дверному косяку, наблюдая за матерью. «Еще не готово», сказала она сердито, потому что он заставил ее вздрогнуть. Он исчез обратно в гостиную.