Карен Фаулер: Только стоячие места

Анна вздернула голову. «Мистер Бут — знаменитый трагик. Естественно, что люди восхищаются им.»

Она льстила себе, что знает Дж У несколько лучше, чем эти идолопоклонники. В последний раз, когда брат приводил Бута домой, он последовал за Анной в кухню. Она стояла спиной к двери и мыла тарелки. Вдруг она почувствовала, что он здесь. Как она узнала это? Шея вдруг стала сзади горячей, и когда она повернулась, убежденная, что он рядом, он и был тут, стоял прислонившись к косяку двери и изучая свои ногти.

«Вы верите в то, что наши судьбы уже предначертаны?», спросил ее Бут и шагнул в кухню. «Мне по руке как-то гадала цыганка. Она сказала, что я плохо кончу. Сказала, что хуже ладони она не видела.» Он протянул ей руку и она взяла ее. «Она сказала, что хотела бы никогда ее не видеть», прошептал он, а потом быстро отдернул руку, когда вошла ее мать, прежде чем она успела наклониться над ладонью и уверить его в ином прочтении, прежде чем она даже смогла дотронуться до него.

«ДжУ не удовлетворен актерством», рассказал однажды брат. «Он тоскует по величию на сцене истории», и если бы мать не прервала их разговор, если б у Анны нашлось две секунды для него, то такое прочтение она бы ему дала. Она обещала бы ему историческое величие.

«Мистер Бут пошел в театр Форда, чтобы забрать свою почту», сказал Уикмен, подмигивая. Это было двусмысленное подмигивание. Оно могло означать только то, что Уикмен помнит, какова она первая любовь. Оно могло намекать на то, что он знает, как она может воспользоваться такой информацией.

Два полка возвращались в Вашингтон из Вирджинии. Они шли вразнобой и запыхавшись, все покрытые пылью. Анна достала из рукава платочек и помахала им. Другие женщины делали то же самое. Собралась толпа. Через толпу пошел продавец, предлагая устриц. Мужчина в тесно пригнанном пальто остановил его. У него был постыдный вид — плохая стрижка с длинными баками. Он вытащил горсть монет и глупо уставился на них. Он был пьян. Продавцу пришлось дотянуться до ладони и взять самому сколько он ему задолжал.

«Грязное место!», сказал мужчина рядом с пьяным. «Я не выношу эту вонь. Не могу есть. Не ждите, что я буду спать в этом блохастом отеле еще одну ночь.» Он резко ушел, столкнувшись с рукой Анны и заставив ее отодвинуться на шаг-другой. «Извините», сказал он, не останавливаясь, но в тоне его голоса не было ничего кающегося или извиняющегося. Он даже не взглянул на нее.

С того мгновения, как он, толкнув, вынудил ее начать двигаться, Анна продолжала идти. Она даже не осознавала, что идет к театру Форда, пока не повернула на Одиннадцатую-стрит. Это была плохая идея, но она не могла удержаться. Она зашагала быстрее.

«Билетов нет, мисс», сказал ей Джеймс Р. Форд, прежде чем она открыла рот. Она здесь была не единственная. Небольшая толпа стояла у дверей театра. «Абсолютно все продано. Это потому, что будут присутствовать президент и генерал Грант.»

Джеймс Форд держал в руках американский флаг. Он поднял его. «Я как раз украшаю президентскую ложу.» Это было последнее представление не слишком удачной пьесы. Он и думать не мог, что продадут все места. Он подумал, что на лице Анны увидел разочарование. Сам он был счастлив и это сделало его добрым. «Они там репетируют внутри», сказал он ей. «Для генерала Гранта! Вы просто зайдите посмотреть.»

Он открыл дверь и она вошла. Три женщины и мужчина вошли вместе с нею. Анна никого из них прежде не видела, но предположила, что это друзья мистера Форда. Они протиснулись в двери за нею, а потом и сели рядом с нею на плетеных стульях с прямыми спинками сбоку от сцены.

Сама Лаура Кин стояла за кулисами, ожидая своего выхода. Занавес был уже поднят, так что Анна хорошо ее видела. На щеках ее были красные круги румян.

Сцена была неглубокой. Миссис Маунтчессингтон стояла на ней со своей дочерью Августой и Асой Тренчардом.

«Все, что я страстно желаю — это любви», говорила Августа. От нее разило неискренностью.

Анна повторила эти строки про себя. Она вообразила себя актрисой замужем за ДжУ, как он ухаживает за ней ежедневно перед тысячной аудиторией в сотнях разных городов. Они играли бы любовные сцены снова и снова, и каждую так же правдиво, как первую и последнюю. Она едва бы различала, где находится ее настоящая и ее воображаемая жизни. Она не думает, что так можно заработать много денег, но даже представить себя богатой для нее казалось счастьем.

Августа желала быть бедной, но любимой. «Теперь у меня нет состояния», ответил ей Аса, «но я стану любовью, которую готов излить на вас, как яблочный сироп на жареную свинину.»