Анатолий Мицкевич: 200% свободы

– Мама, расскажи мне еще раз, как это было.

– Я тебе об этом говорила много раз, мой мальчик. Мне, признаться, эта история надоела. Да и не очень-то приятно…

– Но ведь об этом нужно говорить!

На слове «нужно» Леонор сделал сильное ударение.

– Почему нужно, мой милый?

– Потому что этого никто не понимает! Пока человек что-нибудь не поймет, ему нужно рассказывать одно и то же без конца.

Мать горько улыбнулась. Она поднялась с дивана и подошла к письменному столу, на котором стояла фотография, заведенная в траурную рамку.

– Ну ты знаешь начало, – начала она, стирая рукой с фотографии пыль. – Я и Фридрих совершали свадебное путешествие. Фридрих всегда любил Восток.

– Фридрих – мой отец?

Мать подняла удивленные глаза на Леонора.

– Ну конечно! Я не понимаю, почему ты спрашиваешь. Портрет отца всегда стоит перед твоими глазами.

Леонор кивнул головой, бросив мимолетный взгляд на фотографию человека в траурной рамке.

– Итак, вы совершали свадебное путешествие. Сколько тебе было тогда лет?

Мать посмотрела на сына с укоризной.

– Неужели ты не соображаешь?

– Соображаю. Но говорят, что женщины часто скрывают свои годы.

Мать подошла к Леонору и нежно обняла его за плечи. Затем, наклонившись к самому уху, она шепотом сказала:

– Мне было, Леонор, всего двадцать лет…

Сын порывисто поднялся с дивана.

– Итак, – сказал он, – вы приехали в Нагасаки девятого августа 1945 года.

– Да.

– Что было дальше?

Мать несколько раз прошлась по комнате, обхватив голову руками. Ей не очень хотелось вспоминать прошлое. Но, взглянув на пытливые глаза Леонора, она остановилась прямо перед ним и произнесла как можно спокойнее:

– Мы приехали в Нагасаки очень рано. Если бы не характер Фридриха, который все делал порывисто и необдуманно, мы бы задержались в Иокогаме. Но ему не терпелось в Нагасаки. Он мечтал посмотреть там, в музее, какой-то камень с древними иероглифами. И еще он хотел показать мне аллею вишневых деревьев, которые, конечно, в августе не цветут… Ах, почему я согласилась!

– Почему? – настойчиво спросил Леонор.

– Не знаю… После Иокогамы у меня было такое чувство, будто я обязательно буду иметь сына.

– Так. Что было дальше?

– Я стала вдруг какая-то безвольная и подчинялась Фридриху во всем.

– Почему?

Мать подошла к сыну и села рядом с ним. На ее глазах блестели слезы, хотя она и пыталась улыбнуться.

– Когда ты будешь большой, мой мальчик, и у тебя будет жена, тогда ты все поймешь. Почему ты постоянно терзаешь меня этими расспросами?

– Потому что мне многое непонятно. Я, например, не понимаю, почему погиб мой отец.

– Стечение обстоятельств, Леонор. Судьба.

Мальчик пристально посмотрел на свою мать. Его лицо было бледным и равнодушным.

– Че-пу-ха, – сказал он по слогам. – Глупость!

Мать испуганно попятилась к столу, на котором стояла фотография мужа. Она схватила портрет и прижала к груди.

– Леонор, перестань! Ты не имеешь права так говорить. Судьба есть судьба. Ты никогда не можешь сказать, что будет в будущем, что будет даже через пять минут… Ты…

Леонор как-то странно присел на корточки, развел руки и искусственно засмеялся. Смеялся он одними губами, как бы подражая какому-то артисту-комику.

– Я могу тебе сказать, что будет через пять минут, через полчаса, через час, через сутки, через десять дней, через год. А вы, вы не могли предвидеть, что будет через день! После Хиросимы вы не могли сообразить, что следующая бомба упадет на Нагасаки! Ха! Вот уж действительно людская проницательность!

– Леонор! Не смей так говорить! – воскликнула женщина и схватила сына за руки.

Леонор сжал губы. Прошло несколько минут молчания. Затем он тихо, но настойчиво спросил:

– Итак. Что же было дальше?

– Мы остановились в небольшой уютной гостинице на окраине города. Мы немного устали с дороги и прилегли отдохнуть. Шторы в номере были задернуты, и сквозь них пробивался утренний свет, окрашивая комнату в мягкие оранжевые тона. Было очень тихо, и на мгновение мне показалось, что никакой войны в мире нет. Ты себе не представляешь, как мне было приятно. Фридрих, твой отец, вытянулся на диване и сладко дремал. Я чувствовала, как ему приятно после утомительного путешествия из Иокогамы. И тогда что-то сверхъестественное толкнуло меня, тронуло, подняло с постели, и я помимо своей воли подошла к твоему отцу.