Филип Фармер: Кода

Сперва я нашел Рабийю. Потом нашел артефакт, который мысленно называю Артефактом. Что более ценно, Рабийя или Артефакт? Рабийя говорит, что я не должен выбирать между Путем и Артефактом. Разве может быть выбор между Путем и машиной?

Я в этом не уверен.

Мой разум, единственная настоящая машина времени, отправляется назад. Потом обратно. А затем вперед, опережая момент настоящего.

Вот я сижу на скале, окаймляющей вершину монолита. Солнце печет правую половину лица и тела. Мой мозг тоже раскален, но весь, и пропечен до центра.

Я на вершине гранитного монолита высотой в две тысячи футов. Он возвышается на равнине всего в сотне футов от Реки. Верхние сто футов монолита расширяются и напоминают бутон с обрезанной верхушкой. То, что монолит имеет форму фаллоса, на мой взгляд, случайность. Но я не уверен, что в этом мире что-либо случайно. Даже контуры гор, окружающих долину Реки, равно как изгибы самой Реки, могут иметь как практический, так и символический смысл.

Мне хотелось бы расшифровать его. Иногда мне кажется, что я его почти уловил, но он ускользает между пальцев, как вода в Реке.

Вершина монолита, мое жизненное пространство, мой физический мир, образует неровный круг примерно шестисот футов в диаметре. Немного. Но вполне достаточно.

Снизу этого не видно, но круг на самом деле есть чаша. Она наполнена толстым слоем плодородной земли, там есть быстро растущий бамбук, кусты и земляные черви, которые питаются перегнившими растительными остатками и человеческими экскрементами.

В центре чаши растет гигантский дуб. У его подножия бьет ключ. Вода поднимается из какого-то источника внизу сквозь толщу монолита — не сама, разумеется, а с помощью некоего устройства, заключенного внутри каменной толщи создателями этого мира. Ручеек течет на север и впадает в мелкий пруд, тот расширяется в озерцо, а из него вода через узкую трещину на краю монолита водопадом стекает вниз. В пруду и озере обитают радужные рыбки. Длиной они примерно в восемь дюймов и очень вкусны, если их поджарить или запечь.

Неподалеку от дерева стоит питающий камень.

На Земле у меня были скромные потребности. Здесь я нуждаюсь еще в меньшем, хотя в духовном смысле мне стало требоваться больше.

Я похож на средневекового христианского отшельника, что годами сидел на столпе в африканской пустыне. Почти все время отшельники медитировали — так они, по крайней мере, утверждали, — и весьма редко вставали. Если это правда, то у них на задницах имелись внушительные мозоли. Я же часто прогуливаюсь, а иногда и бегаю по ограниченной окружности моего мирка. Бывает, я забираюсь на вершину трехсотфутового дерева, прыгаю с ветки на ветку, а по самым толстым из них даже бегаю.

Говорят, люди произошли от обезьян. Если это так, то я, в каком-то смысле, регрессировал. Ну и что с того? Игры на дереве доставляют мне большое удовольствие, к тому же прекрасно символизируют замыкание круга: обезьяна — человек — обезьяна. Они также символически совпадают с тем, как Река течет от северного полюса к южному, а потом вновь возвращается на северный. То, что выходит наружу, должно вернуться обратно. Возможно, в другой форме. Но важна не форма, а суть. Дух образуется из материи. Без материи духу негде обитать. Разумеется, я не имею в виду Дух. Затем для материи наступает время умирать. Но умирает ли дух вместе с ней? Не больше, чем умирает куколка, когда из нее вылезает бабочка. Дух должен отправиться туда, где, в отличие от этой вселенной, но подобно Духу, материя не является необходимой.

А не родилось ли подобное мышление из страха перед смертью? Если да, то оно ошибочно.

Даже десять мыслей о пироге не превратятся и в один его кусочек.

Время от времени мне кажется странным называть себя «я», в первом лице единственного числа. Множество лет, прожитых в этом мире, я называл себя «доктор Фостролл», и все думали, будто это мое настоящее имя. Сколько раз я и сам забывал, что родители назвали меня Альфредом — Альфредом Жарри. Литературный персонаж, созданный мною на Земле, превратился в меня. И у меня нет индивидуальности. Фостролл был лишь частью всеобъемлющего «мы». Но здесь, в этом месте Реки, где-то в северной умеренной зоне планеты, «мы», бывшие некогда «я» и трансформировавшиеся в «мы», претерпели обратное превращение в «я». Словно бабочка вновь регрессировала в куколку, а затем снова в бабочку.

Но превосходит ли второе «я» первое?