Филип Фармер: Кода

Рабийя сказала, что шагала по Пути все выше и выше, пока не испытала нечто близкое к экстазу, узрев славу Господню. Такого могу достичь и я. Она готова быть моим учителем, но ничего не гарантирует, потому что лишь я сам, собственными усилиями смогу добиться того, чего добилась она. Такое удавалось и другим, хотя очень немногим. А потом она добавила, что все мои усилия могут оказаться тщетными. Бог сам выбирает тех, кто сможет познать Путь, Истину. И если я не окажусь среди избранных — увы… Ничего не поделаешь. Почему я, Альфред Жарри, когда-то называвший себя доктором Фостроллом, поливавший насмешками лицемеров, обывателей, ортодоксов и самодовольных слепцов, эксплуататор и преследователь других, мертвых душой и упрямых последователей любой веры… почему я сейчас ищу Бога и желаю трудиться, как никогда не трудился в жизни, лишь бы стать его рабом, не говоря уже о том, чтобы стать рабом Рабийи? Почему я так поступаю?

Тому есть множество объяснений, в основном психологических. Но психология ничего не объясняет удовлетворительно.

Некоторое время я слышал о Рабийе, поэтому и решил послушать ее сам. Я был исследователем и портретистом абсурда, и мне не хотелось упускать возможность познакомиться с той особой абсурдностью, которую она олицетворяла… так мне думалось. Я держался с краю толпы ее учеников, любопытствующих и страстно желающих научиться от нее чему-нибудь. На первый взгляд ее слова не отличались от проповедей учителей других религий. Разговоры о Пути и Истине сами по себе ничего не стоят, и кроме имен основателей сект и их учеников ничего нового я не услышал.

Но эта женщина словно излучала нечто такое, чего я никогда не замечал у других. И ее слова почему-то имели смысл, даже будучи логически абсурдными. А потом она искоса взглянула на меня, и между нами словно блеснула молния, как бы соединяя положительный и отрицательный заряды. В ее черных глазах косули я разглядел нечто неопределяемое, но явно магнетическое.

Короче говоря, я слушал, потом заговорил с ней и вскоре убедился в том, что все ее слова — квинтэссенция абсурда. Но я вспомнил и слова Тертуллиана, писавшего о своей христианской вере: «Верую, ибо абсурдно». Такая фраза не выдерживает логического анализа, но она и не предназначена для него. Она взывает к духу, а не к разуму. В ней заложен многослойный смысл, столь же трудноуловимый, как и аромат вина. Нос ощущает его, но пальцами его не удержать.

Наставники суфизма требуют от своих учеников соблюдения особой дисциплины, направленной на физическое, умственное и духовное возвышение посвященных. Частью этой дисциплины является требование ничего не принимать как должное только потому, что это традиционно и привычно. Суфий никогда не согласится с фразой типа «всем известно…» или «говорят, что…». Я и сам так поступал, но суфистский метод оценки отличается от моего. Я стремился выставить напоказ скрытую нелепость, высмеять. Суфии вдалбливают в ученика автоматический метод рассмотрения чего угодно со всех сторон и одновременно, если такое возможно, еще и обучения несуфия. Я и сам никогда не верил, что моя сатирическая поэзия, романы, пьесы и картины просветят хотя бы одного обывателя, — я взывал к разуму тех, кто уже был со мной согласен.

Итак, мое обучение под руководством Рабийи продвигалось вперед, хотя и не очень быстро. Я физически стал ее слугой: бегал по поручениям, носил за ней вещи, заботился о ней с утра до вечера. К счастью, она любила ловить рыбу, поэтому мы проводили много часов за моим любимым занятием. Я был также и ее духовным слугой: выслушивал ее лекции и впечатления, размышлял над ними, отвечал на множество вопросов, задуманных как проверка моего понимания суфизма и оценка моих достижений. Служить мне предстояло до того дня, когда я или уйду, или тоже достигну высшего мастерства и вспыхну экстатическим пламенем Всевышнего.

С другой стороны, разве имелись у меня другие, более важные дела?

Когда Рабийя услышала эту фразу из моих уст, она упрекнула меня.

— В легкомыслии нет ничего плохого, — сказала она, — но оно часто указывает на ветренность. То есть, на серьезные недостатки характера. Или на боязнь быть высмеянным. Помедитируй об этом. — Помолчав, она добавила: Полагаю, ты веришь, что сможешь взглянуть на Всевышнего моими глазами. Но я всего лишь твой учитель. Лишь ты сам способен отыскать Путь.

Вскоре после этого она решила забраться на монолит и, если его вершина окажется необитаемой, остаться там надолго. Она сказала, что возьмет с собой трех учеников, если найдутся желающие.