— На этот раз еще и с визитером, — уточнил Крайски.
Мужчина встал (росту шесть с лишним футов). На нем было коричневое одеяние с капюшоном за спиной, напоминающее монашескую сутану. Лицо кроткое, дружелюбное, с крупным румянцем.
— Чудесно! Кто же этот твой друг?
— Его звать Ричард Карлсен — доктор Карлсен. Он психиатр из Нью-Йорка.
— Ах, Нью-Йорк! — лысач расцвел в улыбке. — Один из любимейших моих городов на Земле. Добро пожаловать в Крэйс, доктор.
Карлсен протянул руку, верзила лишь улыбнулся и покачал головой.
— Нельзя нам пожимать друг другу руки: энергетический уровень разный.
Георг разве не объяснил?
— Георг ничего не объяснял, — вклинился Крайски. — Он это все предоставляет тебе.
— Вот как! Что ж, звать меня Аристид Мэдах, я куратор этого заведения. Зовите меня просто Аристид.
— Вы можете обоих нас видеть? — с интересом спросил Карлсен. — Да. Я наделен даром, который вы приписываете медиумам. Может, присядете?
— Пожалуй, воздержимся, — отреагировал Крайски. — Я привел его сюда посмотреть на Адама и Еву.
— А, еще один:
— Не возражаешь? Лучше, если бы он все это увидел до полудня, — в голосе у него почему-то угадывалось поспешность.
— Конечно, — он повернулся к Карлсену. — Доктор, соизволите пройти?
Вот это куртуазность — чтобы такое, да на запредельно далекой луне…
Аристид прошел к двери в другом углу кабинета.
— Кстати, — обратился он, прежде чем открыть, — я был бы признателен (надо же, английский акцент просто безупречный), если б вы пытались не обращаться ко мне в присутствии других людей. Они и без того считают меня за сумасшедшего. Большинство так меня и зовет: «Мэд», безумный. Делают вид, что как бы сокращают мою фамилию, но я-то знаю, почему. — Он поднес палец к губам и отворил дверь.
Следом за ним они прошли полутемным коридором и, спустившись на три лестничных пролета, попали, судя по всему, в подвал. Изумляло то, что здание не только смотрелось точь-в-точь как земное, но еще и одинаково пахло.
Прошли помещение, похожее на гардероб, хотя вешалки пустые. Возле двери стол — очевидно, место билетера. Мэдах вынул из кармана большой медный ключ и вставил его в скважину. Другой рукой нажал на выключатель, и открывшееся впереди помещение сразу наполнилось мягким зеленоватым свечением. Этот огромный зал (в длину ярдов сто) был уставлен стеклянными тумбами. Еле уловимый запах пыли и дезинфектанта вызывал ассоциацию с хранилищем Чикагского антропологического музея. Над дверью висели старинные механические часы вроде тех, что на стене Нью-Йоркской публичной библиотеки — эти отчетливо тикали.
От земного музей отличало то, что большинство экспонатов здесь было совершенно незнакомы. Минералы типа и цвета, каких на Земле никогда не встречаются, престранные скелеты и муляжи, иные с виду полная бессмыслица — так, в одной из тумб стояла лишь дымчато-розовая вода.
Остановились перед тумбой в дальнем конце зала — футов пять в высоту, а внутри двое прямоходящих существ, издали похожих на человекообразных обезьян. Приблизившись, Карлсен сразу же распознал в них неандертальцев — похожие восстановленные экземпляры стояли в музее Филадельфии. Рост на удивление маленький, не больше четырех футов. При более пристальном взгляде показалось, что они состоят из живой плоти; волоски на грубой коже, и те как настоящие…
— Это что, подлинники?
— Нет. Хотя плоть действительно человеческая, сделана одним из опытнейших наших биохимиков.
Карлсен посмотрел вниз, на табличку.
— А почему, интересно, Адам и Ева?
— Потому, что мы их считаем истинными прародителями человечества. Эти существа первыми преобразовали животное ворчание в зачатки речи. В этом смысле они — родители вашего кроманьонца.
Карлсен продолжительное время вглядывался в неподвижные фигуры, пытаясь по лицам составить картину их личностных черт. Мужчину, с его обезьяньей физиономией и клыкастой пастью, в сходстве с человеком трудно было и заподозрить, не говоря уже об отношении к нему как действительно к своему предку-человеку. Только рот — широкий, тяжелый и чувственный — казался странно осовремененным.
Карлсен перевел взгляд на соседнюю тумбу, где стоял прямоходящий человек.
— Да, — сообщил Мэдах, — это кроманьонец. На его создание ушло почти три тысячелетия.
Кроманьонец был выше неандертальцев и на современного человека походил так, что не вызвал бы никаких вопросов на Пятой авеню. Карие глаза смотрели дружелюбно и с умом. Карлсен долго его разглядывал.
Читать дальше