Геннадий Прашкевич - Белый мамонт

«Кто бросил зерно у входа? – сердился вождь у костра, пытаясь перекричать новую женщину. – Кто опять у входа бросил зерно? Пещерный медведь приходил сосать зеленую поросль. Путается под ногами, готов укусить…»

«Убейте белого мамонта…» – хрипел у костра Харреш.

«Смотрите, живот тугой. Это мне хорошо. Мужчины трогать будут. Много стану рожать. Все твои товарищи по жене понадобятся…»

«Всю траву вырвать у входа… Медведю чтоб не сосать…»

«Убейте белого мамонта…»

«Много рожать буду…»

Женщина ни на минуту не умолкала.

Она трогала тугие груди руками и говорила, говорила, говорила.

Не переставая говорить, снимала с себя одежды, расплетала тугую косу. «Войди со мной в спальный полог, – говорила, говорила и говорила она. – Буду трогать всего. Как ответишь?»

«Иди первая! Мы потом!» – испугался Харреш.

«Мэй! Какомэй! – радостно закричала новая женщина. – Почему говоришь – мы?»

«Войду в спальный полог с моим младшим братом. Будет первым товарищем по жене».

«Твердое хочу, – новая женщина так и кипела. – Каков твой брат? Как ответишь?»

«У него твердое, – с любовью и испугом хрипел калека. – Никогда не буду делить тебя с обыкновенными людьми. У меня товарищами по жене будут только самые лучшие».

Пораженный красотой женщины, им же самим созданной, Харреш каждый день царапал каменную стену резцом и однажды все вдруг увидели, что изображение изменилось.

Оно как бы протянулось вдаль, в глубину.

Оно будто раздвинуло стену пещеры.

Это испугало Людей льда. Покачав кости мертвеца над костром, решили, что Харреш делает что-то неправильное. А потому отвели в лес. Пока младший брат в спальном пологе ощупывал новую женщину, не перестававшую болтать, Харреш, голым привязанный к голому дереву, стонал под укусами мелких кропотливых муравьев и жадного гнуса.

« …мое имя смрадно…

…мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо…

…мое имя смрадно более, чем рыбная корзина в день ловли, когда знойно небо…

…я говорю: «Есть ли кто-либо ныне? Братья стали дурны, друзья никого не любят.»

…я говорю: «Есть ли кто-либо ныне? Все сердца злы, человек с ласковым взором убог…

…о, как смраден я…

…о, как смрадно то, что нас окружает…»

«Сердитый!»

Ишши был.

Амурру был.

Хутеллуш был.

Хашшур и Аркад были.

Белый мамонт Шэли стал нападать на вождей и делал это так ловко, что Люди льда совсем испугались и стали скрывать имена своих предводителей. Вождей теперь избирали тайно. Каждый про себя называл имя нового вождя. Многие даже не догадывались, кто управляет трибой. Но умный турхукэнни чувствовал правду по запаху. Пока Люди льда пытались подкараулить случай, он сам его создавал. И только когда холгут затоптал особенно вонючего охотника с нехорошо оскаленными зубами, и оказалось, что именно этот ублюдок руководил трибой, Люди льда спохватились. Небо в тот день отдавало ослепительной синевой и дул ветерок, немножко сносивший гнус, но охотники наконец спохватились. Они не хотели, чтобы и впредь трибой управлял такой противный и слабый вождь.

« …отмечен знаком высшего позора… »

Правила отменили.

О холгуте стал петь Кишу.

Он был слабый, трясущийся, но пел красиво.

Поддерживая руками маленькую трясущуюся голову, он пел так красиво, что сам белый мамонт Шэли старался подойти ближе к пещере. При этом некоторых охотников он убил, чтобы не мешали, а других заморил голодом, загнав на неприступную скалу. Как всегда, спаслись только жилистые старушки. «Так со временем вы одни останетесь», – стали обижаться молодые женщины, и, чтобы уравнять шансы, сократили еду и питье, выделяемое на содержание старушек.

Господин преследования наградил Кишу полным набором нехорошего. Кишу часто умирал от этого. Только сильная ненависть к холгуту, преследующему Людей льда, поддерживала жизнь певца.

« …твоя тень падает на пещеру…

…твоя тень колеблется в морозном воздухе…

…твоя тень плывет, как облако, закрывая Луну…

…темный страх вяжет нам сердца, мы боимся, отступи…

…ты перешел воду великого изгиба озер… ты издал крик, убивший многих охотников… ты сделал бессильными нас, затмил лица, ослепил глаза, уходи, останься только на каменной стене у входа…

…Дети мертвецов будут видеть твое изображение у входа и будут бояться… они идут с юга… у них копья с блестящими наконечниками… ты нас не любишь, уйди в леса, останься только в изображениях… когда ты вытесан на утесах, Дети мертвецов боятся и отступают… когда твои изображения на каменных стенах, Дети мертвецов трепещут от ужаса, как бледные зарницы, и не идут к нам… »