Колин Уилсон - Башня

– То есть как? – растерянно проговорил Найл. – Я просто привел рабов.

– Это мне известно. А на ночь ты куда отправишься?

– Назад, в квартал рабов. Доггинз уставился изумленно.

– Да ты с ума спятил! Они тебя всюду разыскивают. Сегодня утром они уже первым делом наведались к нам.

– А что случилось? – вырвалось у Найла.

– Не догадываешься? Мы обещали разыскать тебя и отправить обратно, как только поймаем.

– Что вы и рассчитываете сделать? Доггинз раздраженно пожал плечами.

– Слушай, малый, тебе вот что надо зарубить на носу. У нас с раскоряками соглашение – уживаться в мире, пока уживаемся. Если мы предоставим тебе убежище, а они дознаются, будет война. А мы на это пойти не можем. Я даже сейчас разговаривать с тобой не буду.

Найл встал.

– Прости, пожалуйста, Я не хочу создавать хлопот. Я уйду.

Взгляд Доггинза утратил занозистость.

– Ну, и куда ты пойдешь?

– Пересижу где-нибудь, пока не настанет время возвращаться.

Доггинз просто фыркнул.

– А смысл? Обратно за тобой они сюда не пойдут. Тебе лучше сшиваться здесь и не высовываться. А если кто спросит, я тебя не знаю. Идет?

– Идет, – кивнул Найл. Доггинз долгое время глядел ему в самые глаза.

– Значит, раскрыли они тебя, – промолвил он наконец. – Да… Я предупреждал. – Он прикусил нижнюю губу. – Они тебя убьют, если отыщут.

– Я знаю.

Еще одна долгая пауза. Затем Доггинз промолвил:

– Единственная для тебя надежда – это возвратиться в свои края. Мы бы помогли тебе переправиться тайком на одной из лодок.

– Очень признателен, – сказал Найл. – Но возвращаться я не хочу. Не могу оставить мать и брата.

– От мертвого тебя, конечно, много будет толку!

– Я попробую укрыться в квартале рабов.

– Рано или поздно все равно отыщут.

– Может быть. Но нельзя опускать руки. Надо пытаться.

Доггинз раздраженно мотнул головой.

– Что пытаться? Чего ты хочешь добиться? Их взгляды встретились.

– Свергнуть пауков.

Доггинз улыбнулся жалостливо.

– И с какого боку, интересно, ты думаешь за это взяться?

– Телом пауки не крепче людей, просто у них сильнее развита воля. А это, по сути, то же самое, что и мышцы. Мы могли бы бороться с ними, если бы использовали свой разум.

Доггинз задумчиво поглядел на Найла.

– Да, теперь я вижу, почему они считают тебя опасным.

До Найла дошло, что он, по случайности, забыл перевернуть медальон, поэтому вся его сосредоточенность передавалась наружу, в результате чего доводы звучали с небывалой убедительностью.

Найл сделал упор на мысль:

– Вы со своим порохом могли бы поднять на воздух весь паучий город.

– Бесспорно, если бы нам его хватило. Но мы этого делать не станем, причем они об этом знают.

– Почему?

– Потому что мы слуги жуков, а жуки никогда не дадут нам такого приказа.

– Но зачем вам быть слугами? Люди же когда-то правили всей планетой!

– Вот-вот, именно, – Доггинз насмешливо фыркнул, – и сделали из нее дурдом! Хочешь знать на самом деле, почему раскоряки так не любят людей? Пойдем, покажу.

Он поднялся и вывел Найла в зал. Там было совершенно пусто.

Поднявшись по короткой лестнице, они остановились перед дверью из золотистого металла. Доггинз открыл и кивнул Найлу: мол, тоже проходи. В открывшемся глазам помещении царил полумрак.

Секунда, и вдруг раздался оглушительный треск, сопровождаемый просверком слепящего света. Отшатнувшись назад, Найл врезался в Доггинза. Тот крепко ухватил юношу за локоть.

– Тихо, все в порядке. Просто стой тихо и все.

Все еще не успокоившись до конца, Найл с мрачной зачарованностью наблюдал.

Стена напротив превратилась в широкую ленту голубого неба с тонкими полосками белых облаков. По пространству этой ленты с оглушительным, ноющим звуком метались машины (Найл узнал, самолеты).

Внезапно картина сменилась. Он смотрел как бы из самолета, наблюдая, как в сторону земли уносятся яйцеобразные предметы. Они падали и падали, пока не уменьшились до точек и не исчезли.

Затем с находящейся далеко внизу земли пошли взрастать белые султанчики дыма – один за другим, в ряд.

Звуки разрывов на этот раз были далекие, приглушенные.

Когда глаза привыкли к темноте, Найл разглядел, что находится в другом зале, тоже не маленьком.

В зале, застыв, стояли зрители – жуки-бомбардиры; чувствовалось, что картина эта – не какое-нибудь чародейство. Конус колеблющегося света наверху указывал, что это просто движущееся изображение, которое проецируется на экран.