Максим Дегтерев - Карлики

- Теперь она больше не вдова, теперь Перк - вдовец, если б только был жив, - доходчиво объяснил Виттенгер.

- Погодиге, погодите... вы хотите сказать, что Эмма Перк мертва? Я вас правильно понял? - переспросил я для верности.

- Правильно, правильно, мертвее некуда, - с профессиональным цинизмом подтвердил он

- Вы там долго еще пробудете? Я сейчас приеду! - крикнул ему я и стал второпях собираться.

- Сиди лучше... - очевидно, он хотел сказать "сиди лучше дома", но я выключил связь.

Наплевав на правило летать ниже километра только по часовой стрелке, я помчался прямиком на восток-юго-восток - к дому Перка. Для проникновения в дом я применил тот же метод, что и в день смерти Перка - верхом на комто из жильцов.

- Ну и кто тебя звал? - такими словами встретил меня Виттенгер.

- Вы если и зовете, то только в одно место... - огрызнулся я.

- В одно место мы не зовем, а посылаем. - Обычный полицейский юмор.

Тело Эммы Перк лежало возле письменного стола, с которого пять дней назад я забрал комлог. Одета она была так, будто только что встала с постели: Верхняя часть пижамы, домашний халат. Рядом с телом стояло рабочее кресло, над столом светился экран домашнего компьютера.

Из соседней комнаты раздались детские всхлипывания.

- Мальчик? - спросил я.

- Нет - девочка!.. Разумеется, мальчик - он в порядке, сейчас с ним психиатр, - злобно вымолвил Виттенгер.

- Как зовут ребенка? - Я вдруг вспомнил, что никогда не интересовался его именем.

- Так же как и отца - Альм, Альм-младший.

- К чему давать ребенку имя отца? - удивился я.

- Теперь уж точно не у кого спросить, - ухмыльнулся Виттенгер.

- Как она умерла, уже известно?

- Шоковый разряд, вот видите - с правой стороны чуть ниже уха покраснение. - Нагнувшись,

Виттемгер показал, куда был нанесен удар цефалошокером.

- Давно? - продолжал расспрашивать я. На удивление, Виттенгер мне отвечал:

- Часов в пять утра - плюс-минус.

- Оружие нашли?

- Нашли, вот... - Майор показал мне пакетик с шокером. - Цефалошокер был зажат в ее правой руке, - пояснил он.

- Черт, похоже, накаркали мы вчера... - выругался я.

- В смысле? - не понял Виттенгер. Он не помнил ничего из вчерашнего разговора.

- В смысле не сама ли она все это устроила, - ответил я. На трезвую голову произносить слово "самоубийство" невыносимо тяжело. - Следы какие-нибудь нашли?

- Все пробы сняли, расшифровывать будем в лаборатории - все равно спешить теперь некуда. А на это вы обратили внимание? - Виттенгер указал на экран. Я посмотрел. На экране была лишь одна строка:

Я НИКОГО НЕ УБИВАЛА

Так там было написано, черным по-белому.

- Вот те раз... - пробормотал я, - предсмертная записка? Или один из тех знаков, о которых вы мне вчера толковали?

- О чем вы? Какие еще знаки? - несколько напряженно переспросил Виттенгер. Я попытался напомнить:

- Ну вспомните, вы говорили, что каждое наше движение - это знак...

- И я так говорил? Знаете что, забудьте-ка вы все, что я вам вчера наговорил, - посоветовал он.

- Уже забыл. - Я поспешно последовал его совету. - Так это она писала?

- Не знаю Вводили не голосом, поэтому авторство установить невозможно. Следы на мануалке мы, конечно, проверим, но вряд ли результат анализа поможет нам ответить на вопрос, кто это написал.

Я находился в полнейшей растерянности.

- Ерунда какая-то получается. Предположим, что мы имеем дело с суицидом и текст писала она. Тогда почему она написала "никого", а не, скажем, "своего мужа" или "Альма Перка". Кого еще она не убивала? И если она и вправду никого не убивала, тогда и нет видимого мотива для того, чтобы покончить с собой.

Виттенгер возразил:

- Но ты же собирался обвинить ее еще в одном преступлении. Помнишь, ты просил узнать, где она находилась во время взрыва на Укене. Мне только что сообщили, что взорванный дом принадлежал Франкенбергу и не исключено, что во время взрыва он находился в доме. Кстати, я уверен, ты с самого начала знал, что взорвали Франкенберга, но мне ничего не сказал. Ты и в убийстве старика-профессора собирался ее обвинить?

- Даже если и так - откуда ей стало известно о наших планах? Как она могла догадаться, что мы хотим обвинить ее и в убийстве мужа, и в убийстве Франкенберга? К тому же обвинение в двойном убийстве при условии, что она их не совершала, еще не повод для суицида, особенно учитывая, что у нее есть ребенок. Если только... - Я задумался.

- Если только что? - переспросил Виттенгер.

- Если она причастна к обоим убийствам, то текст предназначался именно для сына - чтобы тот не считал свою мать убийцей. А для нас ее предсмертное послание - своеобразный намек - мол, я все сделала за вас, закройте дело и не травмируйте ребенка, ведь от посмертных обвинений все равно нет никакого проку. И вот еще что... - Я отвел Виттенгера в сторону так, чтобы остальные криминалисты не могли нас слышать. - Скажите честно, может, вы вчера вечером или ночью спьяну попытались поговорить с ней и сболтнули чего лишнего - ей или кому другому?