Максим Дегтерев - Карлики

- Почему вы сказали, что вас зовут не Тэд Ильинский? - поинтересовался он первым делом.

Я молча сунул ему карточку журналиста. Он взял ее двумя пальцами, взглянул.

- Ну извините, всех вас не выучишь. - Извинение, плавно переходящее в хамство.

- Кого это "нас"? - спросил я с любопытством.

- Сами знаете, - недолго думая ответил он. - Чем занимаетесь, господин Ильинский?

- Там написано, - я ткнул в карточку, - для грамотных...

Виттенгер небрежно бросил карточку на стол - так, как бросают в урну использованную салфетку.

- Значит, "Сектор Фаониссимо", говорите... И с каких это пор репортеры носят с собой оружие?

- В нашем деле всякое бывает - как и в вашем.

- Ладно... Так что вы там делали?

- Где, в "Секторе Фаониссимо"?

- Нет - в квартире Перка, - прорычал он.

- А я там был?

- Перестаньте, - поморщился Виттенгер. Создавалось впечатление, что всерьез он меня не воспринимает. - На похоронах я был не один, а со свидетелем, который видел вас выходящим из квартиры Перка сразу после того, как Перк выпал из окна. Свидетель вас опознал. Метод допотопный, я согласен, но на этот раз он сработал.

- А как вы узнали мое имя?

- От одного из ваших знакомых. Он немного ошибся, но вы уж его извините.

Шлаффер настучал, подумал я. И спросил:

- А вы уверены, что Перк не сам выпрыгнул из окна?

- Сам - не сам, разберемся. Важно, что вы там были и унесли с собою кое-какую вещь, так что давайте, рассказывайте, пока мы разговариваем по-хорошему.

- Рассказывать я ничего не буду. Хотите - спрашивайте.

- Во-первых, мне нужно знать, как и почему вы там оказались. Во-вторых, мне нужен комлог, в-третьих, вы мне скажете имя абонента, которому Перк звонил перед смертью.

- Здесь у нас разговор не получится, - сказал я, выдержав паузу, и обвел взглядом комнату.

- Все отключено, - сообщил Виттенгер.

- Не-а, давайте где-нибудь на свежем воздухе, а еще лучше - у меня дома, а то ведь вы и за километр способны все записать, - предложил я.

Он задумался. Поведение Виттенгера меня настораживало. Зачем-то выложил мне все, что знает. И совсем не так я представлял себе допрос в СОБ - один на один, я имею в виду. У Виттенгера был вид игрока, обдумывающего следующую ставку. Наконец он созрел:

- Балкон подойдет? Я уперся:

- Нет уж, везите меня назад, откуда взяли. Место там спокойное, располагающее к беседе.

- Там на другие темы хочется говорить, - усмехнулся он. - Ладно, пойдемте, заберете свое барахло и вперед. Не ожидал я, что он так быстро согласится.

Перед крематорием было пусто, двери закрыты. Мы прогуливались от его флаера к моему и обратно и беседовали как старые знакомые. Правда, пять минут назад эти старые знакомые поискали друг у друга подслушивающие устройства. Наверное, со стороны это выглядело по-идиотски. У меня было две причины приоткрыть ему свои карты. Во-первых, он если и не мог навесить на меня убийство, то уж продержать неделю-другую в камере вполне способен. И даже обязан. А это означало конец моему расследованию и весьма туманные перспективы продолжить работу в Отделе. Во-вторых... а во-вторых, он сказал:

- Я могу лишь предполагать, на кого вы работаете, но уверен в одном огласка вам нужна меньше всего. А я легко могу это устроить.

В глубине души я надеялся, что еще не все на свете знают, на кого я работаю. Поэтому необходимо было искать компромисс. Оставался только один вопрос: стоит ли откровенничать с Виттенгером, не переговорив предварительно с Шефом.

- Мне нужно переговорить со своим руководством, - сказал я.

- Хотите приберечь информацию для первой полосы? Ладно, валяйте, позволил он.

Я соединился с Шефом и обрисовал ему ситуацию. Тот велел позвать Витгенгера. О чем они говорили, я не слышал. После разговора с Виттенгером Шеф сказал мне. "Комлог и Франкенберг - это все".

Получается, что, в сущности, я сообщил ему только про Франкенберга. И понятно, почему Шеф велел мне сказать о нем Виттенгеру. Если не сказать, то полицейский начнет сам искать абонента, и даже с учетом того, что задача-то элементарная, за дело возьмется целая армия криптологов и, таким образом, о профессоре узнает не один десяток людей, а это нас никак не устраивало. О пропавших локусах, о моем неудачном посещении профессора и о гномах я не сказал ни слова, но у меня было такое предчувствие, что рано или поздно придется сказать. О взрыве на Укене Виттенгер слышал, но с Франкенбергом не сопоставил.

- Над чем работали Франкенберг и Перк? - спросил он.

- Толком не знаю, какие-то опыты над людьми, - ответил я и в общем-то не сильно соврал.