Сергей Иванов - Кентавр на распутье

– Конечно, ниспровергать-то авторитеты куда проще. – Похоже, Эдвин все-таки оскорбился. – Ну с чего ты решил, будто правители ничтожества?

– Историю надо знать, – наставительно сказал я. – Почему тираны так любят брать псевдонимы, не задумывался? Ведь они ж пытаются собрать себя наново, отрекаясь от всего прежнего, – из дерьма вылепить пулю. Изначально-то они серость, нередко даже психи.

– Тогда почему за ними следуют миллионы?

– Потому что нации тоже болеют – в частности, слабоумием. И тогда на знамя поднимают полоумного. «В стране слепых…»

– Что, вот так разом все и впадают в дебилизм?

– Ну не поголовно, конечно. Удачную кликуху придумали – большевики. Этакое сочетание ненасытного брюха, завидущих глаз, неудовлетворенного либидо. Вот они и определяют сознание нации во время приступов.

– Имеешь в виду штурмы? – скаламбурил Эдвин, уже посмеиваясь. – Как говорится, «зачем брал Зимний – отдай взад». Так ведь к прежней вольнице возврата нет. Дисциплина – вот что сейчас требуется.

Интересно, где он углядел «вольницу»? И обороты какие знакомые.

– Ты что ж, на всех хочешь надеть ошейники? – полюбопытствовал я. – Рассадить творцов по клеткам, да? И пусть чирикают!.. А кто говорил, что талантам нужно свободно самовыражаться?

– Не осталось в России талантов, – скорбно возвестил он. – Не родит больше земля.

Вот этого я не люблю, хотя не патриот. Эдвин и себя готов записать в бездари, но лишь в компании с прочими.

– «У сильного всегда бессильный виноват», – выдал я для разгона.

– Это к чему?

– А у бессильного – сильный, – прибавил я уже свое. – И давно ты стал импотентом, родной? А ведь когда-то блистал – фантазией, юмором, слогом!.. Куда все подевалось, а?

– Злой ты, Дедушка Мороз, – с кривой ухмылкой попенял он, – безжалостный…

– Да я б и пожалел тебя, кабы ты не рвался во власть. А уж тут либо жалеть, либо мочить. Правды не любишь? Так ведь ее никто не любит – нелюбимая она. Зато теперь будешь знать, на каком свете.

Ну да, так он мне и поверил! Тут выхожу я, весь из себя искренний, и раскрываю слепцам глаза… веки разверзаю. А кто меня просил?

Однако пора менять тему, эта никуда не ведет.

– Ты ж пасешься не только в Соборе? – спросил я. – Во Двор тоже заглядываешь. Что там за новые веяния? Дошли до меня слухи, будто многие из придворных замешаны в снафферстве. Посещают-де тайные сборища, вкушают зрелищ, кровавых и запретных.

– Да нет там никаких снафферов, – уверенно заявил Эдвин. – И не было никогда.

– Откуда знаешь?

– Мне сам Валуев говорил.

– Ах, Валуев!.. А вот у меня иные сведения.

– Только не поминай независимых журналистов, – покривился Эдвин. – Слишком хорошо знаю, кому и за сколько они продаются.

– Например, Гай, – добавил я конкретики.

– А что – Гай? – живо откликнулся он. – Наверняка и ему приплачивают.

– Доказательства у тебя есть? – спросил я. – Кроме такого, что сам бы на его месте продался с потрохами.

– Так ведь ясно, на чью мельницу льет воду. Тоже мне, нравственные гуру! Только и умеют, что врать на весь мир да клянчить санкции против нас.

Все ж как здорово служить Моськой у слона! Можно облаивать любых гигантов, забравшись на его спину. Или даже гадить на них с верхотуры.

– Ну, что так смотришь? – спросил Эдвин, ерзая от неловкости.

– «Гляжусь в тебя, как в зеркало», – пояснил я. – Правда, кривое. Нет, милостивый сударь, этим путем мы не пойдем.

– А почему, собственно?

– Так ведь нормальные люди не идут по своей воле в палачи, тюремщики, рецензенты… Тут нужен особый склад.

– Ничего себе, рядец выстроил!

– Могу добавить сюда маньяков-серийщиков – тоже ведь черпают силу в чужих страданиях. Энергетический вампиризм – слыхал про такое?

– Ты слишком здоровенный, Род, чтобы быть умным, – заявил Эдвин со вздохом. – Ну зачем тебе ум?

– Жить веселей. Не терплю однообразия. Опять же приработок.

– Кстати, – неожиданно сказал Эдвин, – у тебя нельзя одолжить? Ну, сколько сможешь.

– На выпивку не хватает? – спросил я. – Или на девочек? Насколько знаю, загребаешь ты поболе меня. В землю, что ль, закапываешь, как и талант?

– Но ты же знаешь, как эти стервы умеют доить мужиков! – подыграл он, хотя для таких нужд ему вполне хватало горничной. «Мужик», надо же! Как раз мужиков не доят – по крайней мере не их карманы. Поставить бы Эдвина рядом с крутарем средней озверелости, узнал бы, что это такое: мужик.

– Я одалживаю лишь родичам и друзьям, – заявил я. – Даже милостыни не подаю.