Сергей Иванов - Кентавр на распутье

– Воображаешь себя большим и сильным, а на деле маленький, уязвимый муравей, от коего ничегошеньки не зависит. Даже устранять тебя смысла нет! Ну попорхай вокруг еще – никуда не денешься, сам и спалишь крылья.

Подколки были вполне детскими, дешевыми до смешного, и образ хромал: муравей с крыльями!.. Я понимал это прекрасно и все ж понемногу заводился. Что строит из себя этот паяц?

Я уже достаточно освоил лабиринт, чтобы не плутать по нему, считая тупики, и двинулся к выходу кратчайшим маршрутом. На пути действительно не встретил ни души, даже раненых успели прибрать. И только перед последней дверью, в широком и пустом вестибюле, меня поджидал обещанный сюрприз: щуплая, выряженная в простенькие доспехи фигура с парой кривых мечей, слишком массивных для ее рук.

В следующую секунду я узнал в ней Лазера, канувшего в этот дом несколько дней назад. Это был он и не он. Все вроде бы то же, но чуть модернизированное: плоть тверже, кожа глаже, глаза лучистей. И все равно вызывать меня на поединок было с его стороны отменной глупостью.

– Да брось, – сказал я, нацеливаясь в обход. – Тебя беленой откармливали?

Быстрым шажком «шакал» заступил мне дорогу, поблескивая острыми глазками из-за прозрачного забрала. Лучше бы он не испытывал мое терпение!

– Ты себя ни с кем не путаешь? – спросил я. – Это ж тебе не телок мутузить. Вот там ты герой. Мелкий, но хищник – эдакий хорек.

Так и не произнеся ни слова, Лазер атаковал – кажется, без особенной охоты, будто кто подпихнул его. Выхватив клинок, я послал навстречу волну, рассчитывая первым же махом снести препятствие. Мечи столкнулись и разлетелись – почти с равной скоростью.

Этого я не ждал: Лазер, который был меньше меня вдвое и втрое слабей, вдруг выказал такую же мощь. По-моему, он сам опешил, когда расчухал это. Даже шарахнулся от меня прочь, будто испугался возмездия за дерзость. Ведь еще неделю назад я мог зашибить гаденыша с одного удара.

Чертыхнувшись, я устремился за нахалом, готовый доказать, что мое преимущество не только в силе. И опять едва не лажанулся, потому как, притормозив, Лазер вдруг обнаружил такой уровень мастерства, о котором недавно и помыслить не смел. Так что по-настоящему я превосходил его лишь габаритами. Экий облом!

Чуть позже, правда, выяснилось, что сила не прибавила Лазеру мужества – как и раньше, он избегал драки с равным противником. Даже слабейший мог обратить его в бегство, если бы проявил настоящую стойкость. И умнее Лазер не сделался, а в схватке это качество значит немало. Уяснив новую расстановку сил, как следует прощупав противника, погоняв его на разных режимах, я перестроил рисунок боя и обыграл Лазера вчистую, пользуясь преимуществом в росте, длине рук, весе. Добивать не стал, удовлетворившись ранением, к тому же легким.

Так что реванша у «шакала» не получилось. Но Калида меня удивил, как и обещал. Такое преображение и за такой срок! Если уж из Лазера сотворили бойца за тройку дней, то чего ждать от прочих?

– I'll be back! – посулил я, выходя из дворца. Тоже питаю слабость к эффектным фразам.

Уже остывая, отходя от недавней схватки, я катил на «болиде» за город и вспоминал не раненого Лазера, не подбитых сторожевиков, а Калиду с малюткой-златовлаской. Что-то корябнуло сознание, когда увидел их рядом. Показалось, девочка схожа с Калидой – насколько это возможно при такой разнице возрастов, комплекций, полов. В детстве и он, наверно, гляделся умилительно: пухленький, румяный, васильковые глаза, золотые кудряшки – эдакий ангелок. Если б не знал, что Калида холостяк, вполне мог бы принять ее за дочь… или внучку. Нет, для внучки подобие слишком близкое. И даже для дочки, если вглядеться. Черт, уж не занялся ли он клонированием?

Не откладывая, послал Дворецкому запрос и через минуту знал про малышку многое: как зовут, когда родилась, с кем росла, какого числа и при каких обстоятельствах сгинула. Все это, наверно, я проглядывал и раньше, когда пытался понять, по каким критериям выбирают жертв, – но теперь меня заинтересовала ее мать. Тогда на эти странности я не обратил внимания.

Во-первых, женщина оказалась слишком молода для такой дочери: по моим прикидкам, нет тридцати. (Дворецкий тотчас подтвердил: двадцать шесть.) Во сколько же она родила – в четырнадцать? Во-вторых, в ее лице тоже проступали черты любвеобильного толстячка, хотя не столь явно. А если подняться еще выше?

Как выяснилось, бабушке чуть за сорок – выходит, у них это вроде семейной традиции?