Вадим Деркач - Меч митры, пепел и тим

Да, именно так там говорилось. Странная вещь - я точно помню вроде бы ничего не значащие для меня тогда слова. Что же там дальше? Неожиданно перед моими глазами возник весь текст.

"...стражем справедливости. И вот придет срок, подоспеет конец времен. Тогда слуга Ахуры солнценосный встанет против Ангела тьмы в последний раз и сам исчезнет, дабы ничто нечеловеческое не вмешивалось в последнее время земного. Да будет так!"

Я повертел страницу перед глазами. Она была почти реальна, только парила в воздухе и повиновалась моей мысли. Когда я решил, что в ней уже нет надобности, она свернулась в комок, и вспыхнув рассыпалась оранжевыми искрами. Умозаключение теперь мог бы сделать и ребенок. Ему это далось бы с легкостью и без всяких жертв. Какую только чушь не воспринимает детский мозг, но я, Тим Арский, взрослый, самостоятельный и нормальный до сегодняшнего дня человек, должен сказать себе, что являюсь мифическим слугой Господа? Какая ерунда...

"Ерунда... Ерунда... рунда... унда... нда... да... да... ДА!" многократно отразилось в моем сознании. Звуки медленно плыли сквозь растерянный рассудок. Хорошо умереть означает уснуть.

Когда я открыл глаза, ночь была на той грани, когда ее часто называют ранним утром. Сон напрочь покинул меня так же неожиданно, как и пришел. Я проснулся от ощущения опасности. Казалось, что-то незримо присутствует рядом. Мягкой поступью оно приближалось. Недоброе в нем. Но где? Где оно? Я быстро окинул комнату взглядом. В предрассветной тягучей мгле ясно проступали очертания предметов. Ничего подвижного здесь не было, но я явственно слышал шорохи, перешептывание. Мое тело резонировало флюидам опасности. Слева... Справа... Нет, передо мною. Где? Вокруг. Везде. Безумно озираясь, я почувствовал, что нет более возможности терпеть. Тревога достигла во мне вершины. В лихорадке я схватил меч и обнажил клинок. Свет его залил комнату. Я закричал. Крючковатые руки тянулись к моей голове. Не осознавая ничего, я ринулся вперед. Мой меч резал и рвал в клочья мерзкие тела. Криками и стонами наполнился воздух. Лопались черные балахоны, корчились в агонии немыслимо отвратительные существа. Меч творил колесницу Митры. Что может остановить ее сокрушающий бег? Победа. Да! Да! Только победа. Черное месиво под ногами, но я не один. Напротив мужчина. Его большие, странного разреза, глаза сверкают, рука поглаживает черную завитую бороду. "Ты великий воин", - сказал он мне и весело засмеялся. Меч рассек пустоту. Усталость легла на мои плечи. Слишком много безумия. Перешагивая через трупы, я прошел к дивану. Меч плавно вошел в ножны. Одновременно вспыхнул свет. В дверях стояла Мила.

- Господи, что все это значит? - прошептала она.

- Понимаешь, - начал было я и осекся.

Комната имела удручающий вид. Не было горы трупов. Груда изрубленной мебели живописно расположилась в свете электрических ламп. Колесница Митры не пожалела ни одного предмета. Даже стены были иссечены. "Великий воин" начал свою карьеру с подвига Дон Кихота.

- Мельницы, - простонал я, потрясенный.

- Что? Что? - переспросила Мила. В ее голосе слышались истеричные нотки.

- Меня подставили, - сказал я с грустью, - меня снова подставили.

- Ну, не знаю подставили тебя или нет, но я тебя выставлю! - закричала Мила.

- Этого они и добиваются. Скотство какое...

- Если ты не уйдешь, то уйду я.

- Да, да, - задумчиво кивнул я.

- Значит так!? - крикнула Мила и бросилась к двери.

В машине сидело двое. Им очень хотелось спать. Утро было холодным и промозглым. Теплая постель - это то, что нужно, но сейчас... Дом. Старый дом с резными каменными наличниками и изможденными атлантами. Здесь и очень скоро...

Я вздрогнул и пришел в себя. Странное видение исчезло так же неожиданно, как и появилось. "Подожди!" - крикнул я, и схватив с вешалки какой-то плащ, бросился вслед за Милой. К счастью, она не ушла. Мила стояла в дверях и плакала. Настоящие слезы текли по ее щекам. Мое сердце, отчаянно бившееся до этого, сжалось. В наступившей тишине я услышал журчание кристального потока и шум низвергающихся вод близкого водопада, но загрохотал гром...

- Прости. Ты права. Я ухожу, - лаконично изложил я свои извинения, мнения и намерения, но быть краткими удается только поэтам, а я, как это ни печально, не в достаточной мере поэт.

- Ты всегда считала меня не слишком мужественным, даже не слишком мужчиной...

Мила подняла свои до боли прекрасные глаза, так и не ставшие моими.

- И верно, - продолжал я, - во мне его было немного, а теперь нет и вовсе. Последнее я истратил, сказав тебе "Прощай". Сейчас я ухожу из трусости.