Нэт Прикли - Знамение

Все преходяще, и эти проблемы разрешатся, уступив место другим, и те тоже разрешатся, и это будет происходить бесконечно, и нечего останавливаться ни на одной из них, а надо просто смотреть, как сыплется песок, и уходят беды и радости, волнения и усталость, а остается прекрасный солнечный мир на склоне горы, где в мертвом, уже утерявшем малейшие следы былых обитателей доме опять засветилась аура жизни. Аура светлая и здоровая, с чуть голубоватым отливом.

Знакомо екнуло в груди, возникло ощущение падения, и мир рывком раздался в стороны — это вошел в контакт единый разум смертоносцев. Первую минуту почти ничего добиться не удалось — радиус «видимости» составлял от силы один дневной переход. За спиной правитель едва ощущал ленивое тепло Провинции, а по бокам и перед лицом — ничего. Безжизненные скалы оставались таковыми и в ментальном пространстве.

Найл подтянул к себе границы видимости сзади и с боков, вытягивая за счет этого неширокий луч впереди себя, ощутил холодное прикосновение бездны — словно там, далеко впереди, царит вечная мерзлота — торопливо отклонил «взгляд» левее и, наконец, заметил на границе видимости неясные огоньки.

— Извини, Посланник, — мысль Дравига содержала просьбу извинить и сожаление одновременно. Нас осталось слишком мало. Наш единый разум слаб для достаточно далекого взгляда.

Да, когда изгнанники вступали в Дельту, единое сознание смертоносцев позволяло осмотреться на десятки дневных переходов в любом направлении, подробно разглядеть каждую травинку, каждый листик на деревьях, не говоря уж про реки и леса. Посланник мог заметить яркие пятна энергии, излучаемые животными, на расстояниях в сотни километров. А теперь: серое марево гор и неразборчивые огоньки на грани восприятия.

— Ничего страшного, Дравиг, — кивнул правитель. Главное, мы заметили живых существ. Значит, где-то там есть пища и вода. Как считаешь, сколько нам до них идти?

— Не больше двух дней, Посланник.

— Тогда нужно поскорее выходить, — решил правитель. Привал окончен.

Найл специально пропустил всех вперед себя, потом оглянулся на комнату. Палас, стулья, занавески. Сдвинуто стекло одного из зеркальных шкафчиков, три хрустальных бокала сверкают на столе витиеватыми гранями рисунка. На сколько еще веков сохранится здесь эта картина?

Он вышел и плотно затворил за собою дверь.

Спускаться от высокогорного домика оказалось столь же просто, сколь и подниматься к нему: длинный пологий склон тянулся вниз без обрывов, трещин или еще каких ловушек для неосторожного путника. Можно идти и идти, даже не глядя под ноги.

«Снегом бы его засыпать, — подумал Найл, — да за пять минут вниз на лыжах проскочить».

Стигмастер ни разу не подкидывал ему в виде загадки горнолыжные курорты, но правитель все равно имел представление о том, как это должно выглядеть: искусственный снег от подножия до вершины, подвесная дорога, трассы для начинающих, трассы для опытных, и огромное пространство безопасного склона для всех остальных. Прилавки с запасами горячей воды и пищи, уголки для отдыха, медицинские посты. Кто знает, может, именно так и выглядела эта гора до прилета Кометы?

Спуск удалось закончить задолго до вечера. Удобный ровный склон уперся в отвесную базальтовую стену не меньше полукилометра высотой. Больше всего стена напоминала слипшиеся в монолит и выцветшие на солнце пальмовые стволы: кое-где эти «стволы» выпирали наружу, где-то частично осыпались, но рисунок был везде примерно одинаков — рельефные полосы метров тридцать высотой, потом словно процарапанная гигантскими граблями поперечная прослойка, густо поросшая кустами креозота, и снова полосатая стена, и опять прослойка, и так до бесконечности.

— Вот тебе и два перехода, — пробормотал Найл. — Да тут только вверх вскарабкаться целый день уйдет!

— Что вы сказали, мой господин? — переспросила Нефтис.

— Я скомандовал привал, — тяжело вздохнул правитель, приблизился к обрыву и постучал ладонью по одному из базальтовых «стволов». — Не стоит на ночь глядя подъем затевать.

Под ногами захрустело — правитель и стражница стояли на сплошном ковре из хитиновых панцирей. Похоже, над их головами, в ветвях кустарника, кипела напряженная жизнь. Правитель ковырнул землю ногой. Вывернулся полосатый панцирь ойойки — небольшого безобидного жучка, внешне неотличимого от маленького смертоносца. Вот только лап у него шесть, а не восемь, да разума не больше, чем у мухи. Однако при неожиданной встрече один вид ойойки выбьет холодный пот у самого опытного охотника. Далее обнажилась сморщенная и высохшая шкурка игольчатки — медлительной гусеницы, покрытой, словно кочками, наростами ядовитых иголок. От нападения хищников они помогают, но далеко не всегда. Вот еще несколько бледных покровов афид, разломанная грудка клопа. По счастью, ни клешней скорпиона, ни характерного для тарантула черного меха на глаза не попалось. Это вселяло некоторое успокоение.