Бруно Бюргель - Ракетой на Луну

Здесь, среди своих инструментов, этих органов чувства такой с виду неуклюжей гранаты, мчавшейся над землею, этот замечательный человек чувствовал себя в своей стихии. Здесь он испытывал удовлетворение художника, ибо остроумный механизм этого новейшего, быстролетного средства передвижения в главном был его делом!

Между тем, Хамайдан, его секретарь, отправил со стола пассажирской каюты беспроволочные телеграммы в Занзибар и Рим и известил аэродром в Ницце о прибытии правительственного корабля Африканских Соединенных Штатов поздним вечером. Со всеми этими местами можно было бы переговариваться и по телефону, если бы шум взрывов не покрывал всех звуков, — этого недостатка устранить еще не удалось.

— Может быть, я слишком стар, — проговорил член Совета и зарылся еще глубже в свое мягкое кресло, — но должен признаться, что я чувствую себя не слишком хорошо в этой консервной коробке! Ради всего святого не говорите этого Стэндертон Квилю, но я кажусь себе здесь совершенной сардинкой! А толчки перед стартом можно только в том случае выдержать, если предварительно свяжешь в один узел сердце, желудок, селезенку и печень и отдашь их на сохранение машинисту! Совершенно не понимаю, как выдерживает человек во взрывном отделении! Нет, куда приятнее было путешествовать во дни моей молодости. Я не говорю о древних аэропланах с их гудящими пропеллерами! Вы будете смеяться, скажете, что я отстал, но, право же, старое доброе время с его полетами 300 километров в час на каком-нибудь аэроплане „Кондор“ мне куда милее! Всех вас обуял какой-то бес скорости! А вы лучше подумайте о людях прежних столетий, вынужденных довольствоваться скучными железными дорогами, и радовавшихся, когда они могли сделать в час какие-нибудь сто километров!

Вполне хорошо и я себя не чувствую в этом узамбаранитном летучем вагоне, генерал-советник! — с улыбкой заметил геолог Фандерштрассен; — но меня не столько смущает быстрота и толчки, как мысль, что я нахожусь до некоторой степени внутри склада взрывчатых веществ, обладающих такой силой, что легкой катастрофы было бы достаточно, чтобы превратить нас всех, вместе с гранатой, в газ и расшвырять наши атомы до планет!

— Тоже мысль не особенно приятная, уважаемый; впрочем, когда я вижу лицо этого Стэндертона через маленькое окошечко, вижу эти стальные черты, эти светлые серые глаза, способные, кажется, пронизать каменные стены, эти спокойные движения, не замедляющиеся и не ускоряющиеся против должного даже на десятую долю секунды, я чувствую себя в сравнительной безопасности!

— А посмотрите-ка сюда, товарищи! — воскликнул Хамайдан и ткнул рукой в сторону окна из толстого, в дюйм, хрусталя.

Внизу под ними простиралось замерзшее море, покрытое нагроможденными одна на другую огромными глыбами, а вдали поднимались блестящие, как серебро, горы, сверкавшие в солнечном свете, как исполинские айсберги.

— Берег Гренландии! — проговорил геолог. — Оттуда двинулись мощные потоки глетчеров на мир Западной Европы и Северной Америки! Вот где родина исполинских айсбергов, теперь стаями носящихся до самого экватора, разбивающихся у берегов Африки и делающих и для нас чувствительным холод Севера!

— Меня удивляет только, что здесь наверху не холоднее в этих широтах. Я полагал, что дыхание будет замерзать у рта, — а в сущности не было особенно холодно, когда мы стояли внизу. Я полагаю, люди неверно представляют себе ледниковую эпоху, если только они не специалисты, как вы, Фандерштрассен!

— Это широко распространенное заблуждение — думать, что оледенение может быть вызвано только внезапным сказочным холодом! Ведущиеся уже несколько тысячелетий тщательные измерения температуры показывают, что годовая температура Европы понизилась лишь на несколько градусов. В прежнее время она равнялась 13 градусам тепла, оставалась без изменения втечение многих столетий, и теперь упала до 8 градусов. Это как будто не так много, и кто поверхностно знаком с этими понижениями температуры, тот не понимает, почему это должно привести к оледенению огромных частей нашей планеты; не забывайте, что здесь главную роль играет время! Дожди и снегопады, как на Севере, так и на Юге земного шара значительно усилились, главным образом, благодаря присутствию в самой атмосфере очень разреженной пыли; происхождение ее теряется в космическом облаке, в которое попала вся наша солнечная система. Пробегая через это облако пыли на протяжении многих миллионов километров, солнечные лучи задерживаются, и потому температура из десятилетия в десятилетие все больше понижается. В результате ледяные массы, образующиеся зимой на севере, не тают так сильно, как прежде. Зима стала несколько длиннее. Ледяные массы умножаются, и так как они не могут держаться на высотах, они спускаются к югу в виде мощных ледяных потоков, называемых глетчерами.