Первые солнечные лучи блеснули, наконец, в слуховом оконце кабинки, когда граната понеслась над пустыней Калахари. Затем показались тонувшие в глубокой тени изрытые, как муравейник, пространства алмазных копей Кимберлея, а вдалеке вознесся могучий венец гор, колоссальным каменным валом отделяющих сушу исполинской части света от вечно напирающего моря.
Стэндертон-Квиль вел полет почти по прямой линии. Ковенкотту еле удавалось время от времени изменить направление взрывом. Когда в полдень редакторы „Африканского Герольда“ устало дремали на высокой, чуть не до самого неба, крыше своего дворца, именуемого „редакцией“, их разбудило гудение взрывов узамбаранита, и заспанные глаза увидели в отдалении блестящий снаряд. Спустя несколько минут граната Стэндертона снизилась у восточной части города за железной дорогой, где раскинулся аэродром всемирно известных заводов, представлявший чрезвычайно удобное место для спуска.
Готорн сидел у своего стола, заваленного бумагами когда услышал треск узамбаранитной гранаты. Без сомнения, это был Стэндертон-Квиль. Старый холостяк прибыл с аккуратностью, свойственной этой воплощенной машине. Готорн вступил на балкон, осененный кронами серебристых деревьев. Так оно и есть — к нему приближался блестящий предмет. По устройству он увидел, что это малый тип „Секундуса“. Довольная улыбка пробежала по его чертам. Трудный многолетний опыт и огромные расходы, наконец, принесли плоды! Его завод строил теперь экипаж 3000-го года — это было средство сообщения, которому принадлежало будущее, о котором говорили по всему земному шару. И если планам необыкновенного немца в самом деле было суждено осуществиться, если действительно с земли человек впервые полетит в звездное пространство… да, ведь, это начинается новая эпоха в истории человечества! И она станет возможною благодаря изобретению узамбаранитной гранаты, и имя Готорна будет блестеть до скончания веков…
В это мгновение его дочь вышла с интересным гостем на аллею. Готорн посмотрел вниз. Когда молодые люди шли рядом в оживленном разговоре, ему пришло в голову, что они превосходно подходят друг к другу. Ну… посмотрим, почему бы нет? Оба, кажется, питали друг к другу интерес, и что судьба соединяет, того человеку не разделить…
Элизабет размахивала газетой. Приблизившись на такое расстояние, что ее можно было слышать, она крикнула вверх: — Папа, очень серьезное дело! Баумгарт должен с тобой поговорить!
Этот последний шагал за нею с несколько унылой физиономией; он почтительно снял шляпу, но не подлежало сомнению, что во всем его существе была какая то сдержанность.
Готорн стал прислушиваться.
— Что это за серьезное дело, дитя мое?
— Нескромность, отец! Можно к тебе подняться? Дело требует немедленного выяснения!
Готорн вздрогнул. — Что это? Я в полном распоряжении твоем и Баумгарта; будьте добры подняться наверх!
Нескромность… Что бы это могло быть? Надо надеяться, неважное дело, касающееся его планов. Но разве Элизабет не говорила, что этот Баумгарт… он казался не в духе… Неужели же это стоит в связи с планом немца? Но он, во всяком случае, не имеет никакого отношения к этой нескромности! Кто посмел бы упрекнуть Готорна хотя бы в малейшей некорректности?
В дверь постучались.
— Милости просим! Здравствуй, папа!
— Здравствуй, дитя мое! Здравствуйте, милейший Баумгарт! Надеюсь, прогулка развлекла вас? Но я вижу, вы немножко не в духе. Садитесь, пожалуйста. В чем же дело, дитя мое, какая там нескромность?
— Вот, папа, смотри!
Готорн взял у дочери утренний выпуск „Африканского Герольда“ — в заголовке стояло аршинными буквами:
„Сенсационный план иностранного ученого по спасению человечества. — Поездка на луну. — Помощь от жителей луны. — Испрашивается содействие нашего правительства. — Исследователь прибыл в Капштадт“.
— Это что? — Готорн, наморщив лоб, опустился в свое кресло.
— Прочти же, папа! Баумгарт говорит, что вся негласная беседа, которую он имел с тобой в день своего первого посещения, изложена здесь сокращенно; правда, в искаженном виде и невежественно, но во всяком случае можно видеть, что источник этих широковещаний безусловно находится здесь!
Директор узамбаранитных заводов быстро пробежал газетные статьи. Складки на его лбу становились все толще, но когда он бросил газету и двинулся к своему гостю, на лице его было гордое, энергичное выражение.
— Баумгарт, для меня это загадка! Не нужно никаких уверений, раз я вам даю слово, что не имею представления, каким образом попал в эту газету план, который вы мне доверили! Разумеется, я никому ни слова не сказал о том, что вы мне сообщили, ни даже дочери своей! И даже в телефонном разговоре с Стэндертоном Квилем, который, кстати, только что прибыл, я избегал малейших намеков. С вас этого будет достаточно!
Читать дальше