Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

Парень пытался заговорить с женой, гладил ее волосы, нежно целовал ледяные щеки, посиневшие губы:

– Милая, ну почему ты так холодна сегодня? Чем я тебя обидел? Что-то не так?

И удивлялся, почему Олеся не отвечает на его ласки. Петр Сергеевич с тревогой смотрел на своего подопечного. И отвечал явно не впопад. А мама Олеси тихонько плакала, видя эту страшную сцену. Но Ника эти ответы вполне устраивали. Он не хотел слышать, что его Олеся и малышка никогда не проснуться.

– Что Вы делаете, – кричал парень, когда забивали крышку маленького гробика. – Она так боится темноты! Не надо! Не забирайте ее от меня! Не надо!!!

На кладбище Ника едва оторвали от гроба, в котором лежала тело его любимой. Ника пришлось связать. Дома он не разговаривал даже с мамой Олеси. Это было полностью опустошенное и разуверившееся существо. Ему не на что было надеяться, не зачем жить, ему ничего не нужно. Молодой хельве выполнил свой долг. Он все сделал правильно, как велит совесть, как предписывают законы тинга. Он отомстил.

Да, этот гад теперь там, где ему давно готовилась уютная сковородочка. Но легче от этого не становилось. В душе образовалась адская пустота. Олеся ведь не воскресла, в детской кроватке так и не появилась маленькая девочка. Яркие игрушки, веселые котята, резвившиеся на маленьких покрывальце, казались издевательством, грубой насмешкой.

Каждый раз, когда взгляд юноши опускался на резвящихся котят, сердце болезненно сжималось. "Собаке, лошади, корове, крысе можно жить, а ей нельзя" – шептал парень, глядя выцветшими от горя глазами, в беспросветный мрак. Детские голоса причиняли невыносимую боль. Он почти что ненавидел этих детей, которые дышат, радуют своих родителей веселым смехом, а его дочь, ни в чем не повинный ребенок, лежит под метрами влажной земли. И ее маленькое тельце – теперь обиталище червей и прочей гадости. А он, отец, бессилен что-нибудь изменить.

Они мерещилась ему всюду: в кружевной тени деревьев виделась тень любимой, дождевые струи шептали ее голосом, а в непроглядной стене ливня виделось заплаканной лицо Олеси, в скрипе ломающихся веток слышался слабый писк младенца.

Ему казалось, что его жена и малышка тянут к нему руки, просят о помощи. Но… стоило приблизиться: все исчезало. А то, что мгновение назад казалось плачем младенца, оказывалось насмешливым вороньим карканьем. Он все сделал правильно.

Но почему легче не становится? Почему по-прежнему невыносимо больно?

Николай Иванович посоветовался со своим знакомым психиатром, тот дал какие-то лекарства. И сказал, что медицина здесь бессильна. Только время, может быть, что-то исправит. Лекарства от тоски не придумали.

После похорон несчастная мать уехала в свое село – у нее осталось еще пятеро дочерей и сынишка, оставленные на время у соседки.

Безутешного вдовца отправили в деревню к старикам. Божественная старуха Лукерья Савишна колдовала с травами, вызывала духов, совершала немыслимые обряды (такие, от которых даже деду Семену становилось не по себе).

– Отпусти меня, любимый, – кричала душа Олеси, – не мучай! Позволь мне улететь наверх! Ну почему ты меня все время к костям тянешь?

– Олеся возьми меня! Я все равно не живу, только мучаюсь без тебя!

– Позволь мне заснуть, не надо терзать меня. Ты плачешь, и мне тут нет покоя. Я вернусь к тебе милый, я буду молиться там за тебя.

– Милая! Родная моя! Не бросай меня! Прими любое обличие, только будь рядом!

– Я не могу! Мне нельзя!

– Тогда забери меня к себе! Я не могу так! Я не хочу…

– Тебе еще рано!

– Кто сказал? Кто сказал "рано"?

– Он! Он! Главный комендант всех общежитий! Сам догадайся! И вообще, у тебя все будет хорошо. Тебя будут любить, и ты сам полюбишь. И маленькие ножки будут топать по старым половицам, как ты хотел. И тебе будет хорошо. Как сейчас больно, так тебе будет хорошо. Только доживи до этого. Не бросайся в омут. А боль пройдет. Она всегда проходит. Все у тебя будет, если только не сломаешься раньше времени. Не умирай раньше смерти, не надо.

Ник хотел протянуть руки навстречу к любимой (тогда бы ей пришлось поневоле забрать с собой бывшего возлюбленного), но был очень слаб, что не смог даже этого. И заплакал от отчаяния и бессилия, когда любимый облик внезапно исчез, как облачко дыма.

Видение растаяло. Парень ничком лежал в круге и тяжело дышал. Вдруг он рывком поднялся и поглядел на все другими глазами. Может быть, это боль просто поутихла.

Погибшей подруге он уже не помочь. Мертвую малышку не вернуть. Живые люди вокруг страдают. Живые люди идут ради него на жертвы – бабка Лукерья, например, совершила такой грех, который успеет ли отмолить. Дядя Петя и Даша, его друзья переживают, забывая ради него свои дела, терпят его художества, опекают как маленького мальчика. Нику стало так стыдно. Он усилием воли скрутил свою боль.