Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

А.С. Пушкин "Евгений Онегин" Однажды на лесной поляне, только выйдя из портала, Ник увидел удивительно красивую девушку: зеленые глаза смотрели насмешливо и дерзко, ветер трепал светло-русые волосы, которые так красиво отливали в лучах закатившегося солнца.

– Что стоишь, как статуй! – насмешливо произнесла красавица, – Девку впервые видишь или ружья боишься?

Ник, обычно бойкий на язык, тут не нашел что ответить. А если честно, то и не искал. Он просто любовался ее редкой красотой, наслаждался звуками ее голоса.

Все обидные слова задевали его не больше, чем щебетание птички. Он стоял и улыбался в ответ на сердитые покрикивания. Когда к Нику вернулся дар речи, они разговорились. Вскоре стали неразлучными.

"Нашел время по кустам обжиматься", – кричал ему в шутку Алешка. "Она же тебя старше", – подкалывали его близнецы. Увидев эту парочку целующимися, партизаны кричали: "лисят крестить позовете?", на что Ник всегда отвечал: "перебьетесь!".

Нику было трудно расстаться со своей любимой даже на минуту. Мама Олеси, Прасковья Никаноровна, благословила детей. Но местный поп отказывался их обвенчать по малолетству брачующихся. Ник согласился ждать до пятнадцати лет. Но девушка решила иначе.

Однажды ночью она пришла к Нику, попросила согреть ее. Потом она стала приставать к нему, требуя близости. Парень отталкивал ее:

– Ты с ума сошла. Нам нельзя!

– Да, этого нам нельзя! А умирать можно!

– Олеся, опомнись! Завтра ты сама пожалеешь!!! От этого дети получаются.

– Ну, не будь занудой, Ника! До "завтра" мы можем и не дожить! Давай радовать себя, пока мы еще живы!

Ник хотел ей что-то возразить, но девушка заняла его рот страстным поцелуем.

Парень оказался в трудном положении. С одной стороны – с детства вдолбленное: "до свадьбы нельзя!" С другой стороны – "чего хочет женщина, того хочет бог!". А противится воле богов – себе дороже. Боги сильнее дивного народа. Ник колебался, но Олеся решила за него. Все произошло быстро – прямо на траве под старым раскидистым дубом. Им обоим понравилось. Но парень был озабочен.

– Нам этого нельзя было делать, – устало выговорил молодой любовник, – я должен это исправить! И немедленно.

– Интересно, как? – тихонько произнесла подружка.

Ник резко выпрямился, замер. Тело напряглось, как струна. Что-то произошло.

– Призываю тебя в свидетели, старый дуб, чья листва служила нам первым ложем,- напевно произнес парень, (дуб склонил ветки к Нику, Олеся слегка испугалась), – тебя, река, чья вода смыла первые следы нашей страсти (вода в реке заходила ходуном), вас, звезды, которым ведомо и прошлое и будущее. Слушайте все! Я Ник, сын Отфрида, нарекаю эту девушку своей, и клянусь любить ее в горе и в радости, в богатстве и бедности, в красоте и безобразии, во здравии и в болезни. Любить, пока смерть не разлучит нас.

Ник закончил, все пришло в первоначальное состояние. Олеся засмеялась, но ее дружок оборвал ее:

– Зря смеешься! Теперь ты не уйдешь от меня даже, если захочешь. Ты теперь моя жена.

Под утро они вернулись в поселок. Мама Олеси не стала устраивать скандала, просто укоризненно покачала головой. Любовь заполнила всю душу, все мысли и чувства юноши. Бывшие подружки хороводом кружили вокруг него и его квартиры, но он был с ними со всеми вежлив – не более того. Парень писал стихи, иногда не совсем пристойные.

– Я боюсь твоих губ – для меня они просто погибель, В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума…

Ник мог быть рядом с Олесей бесконечно, в ней все умиляло и восхищало: ее лицо, ее фигура, ее голос. Как она говорит, слегка коверкая слова, как она ходит, почти не касаясь земли, даже как ест и спит – все это было для парня мило, и он мог смотреть на это бесконечно. Счастливый смех любимой – самая желанная награда для Ника.. И ради этого он готов на все. При малейшей возможности уносился к Олесе, помогал ей, чем мог. Его тянуло на подвиги – чтобы Олеся узнала и гордилась им. Любовь окрыляла, прибавляла сил. То, что раньше давалось с большим трудом, сейчас выходило легко и просто. Ровесники им завидовали.

Отношения Олеси и Ника не складывались, так, как хотела девушка. Она представляла эльфа немножко по-другому. В сказках они совсем не такие. Девушка не могла понять и принять двойственность его натуры: почему нежный и ласковый дома, агрессивен, жесток и мелочно злобен к врагам, почему не видя ничего зазорного в воровстве, даже распевая хулиганскую песню "спрячь за решеткою вольную волю – выкраду вместе с решеткой", он страшно злился, обнаружив пропажу у себя. Особенно доставало ее то, что, восхищаясь подвигами дев-воительниц прошлых эпох и героинями-комсомолками, категорически запрещал жене воевать, на том основании, что она женщина.