Владимир Яценко - Пленники зимы

– Я ненавижу боль!

– "И может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для вас благо, и, может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас – зло, – поистине Аллах знает, а вы не знаете"!

– А если в меня безнадёжно влюблён мужчина, до которого мне нет дела? – вот и Света свой вопрос задала.

– Если не можешь ответить взаимностью, – обмани, оставь надежду обоим, жизнь сложна, всё может измениться.

– Почему я выжила? – спрашивает Калима.

– Он не смотрит на равнодушных.

– Почему ты выжил?

– Я не могу увидеть его глаз.

– Почему?

– Потому что они – карие.

И вдруг происходит странное. Мне кажется, будто мою голову протискивают сквозь узкое кольцо. Я слышу, как трещат кости черепа, но боли нет. Странное чувство.

Перед глазами – мутно-белая пелена, мелькают голубые полосы, тени, и вдруг приходит лёгкость и удивительное ощущение полноты. Я воспаряю над заснеженной равниной, поднимаюсь всё выше и выше. Холодно. Снег остаётся далеко внизу, из-за горизонта проблёскивает что-то голубое, знакомое. Океан!

И белая точка – сейнер, наше судно обеспечения.

И всё стремительно уносится вниз. Горизонт гнётся, небо чернеет, появляются звёзды. Понятие высоты теряет смысл. Высоты больше нет. Есть расстояние. Солнце съёживается до размеров вишнёвой косточки, потом и оно теряется среди остальных звёзд.

Вокруг пустота, но меня это не беспокоит. Наверное, потому, что я всегда был с ней дружен. Я к ней привык.

А у вас разве иначе?

В первый раз в этом мире они увидели тьму.

И обрадовались ей.

Проход был виден издалека. Чёрная, идеально ровная прямая полоса, рассекающая горный хребет на две части. Не заметить её и проехать мимо было невозможно.

– Выходит, та штука, что светится наверху, над ущельем не живёт, – глубокомысленно пробормотал Дзю.

Максим тяжело вздохнул и промолчал.

Он чувствовал усталость и всё яснее понимал, что вплотную подобрался к своему пределу. Последние пять часов нельзя было назвать лучшими в его жизни. Перед глазами плясали и никак не могли остановиться сверкающие под ослепительными, несущими смерть небесами валуны и не отбрасывающие тень стены обрывов, с которых он черепашьим шагом сползал или на которые с разгону взбирался.

Когда они к расщелине подъехали вплотную, стало понятно, что природные катаклизмы к правильной геометрии прохода не имели отношения: среди беспорядочного нагромождения уступов и замысловатых, причудливо изгибающихся трещин, ровные, будто отмеренные гигантской километровой линейкой стены выглядели вызывающе; при взгляде на них, кружилась голова. Разум отказывался оценить мощь и силу механизмов, которые когда-то проделали такую работу.

Все, как могли, набились в кабину управления и с благоговением рассматривали это чудо. Чтоб было лучше видно, откинули передние люки, но выходить из машины никто не спешил, и в этом Максим видел подтверждение своим тревожным предчувствиям.

– Как египетские пирамиды, – сказал Герман.

– Почему? – спросила Калима.

– Масштаб проделанной работы противоречит здравому смыслу. Глаза видят, но в голове не укладывается.

– Ширина ущелья метров двадцать, – проговорил Сергей. – При такой высоте…

– Почему стоим? – не выдержала Калима. – Включай свет и поехали.

– А где здесь включается свет? – хмуро спросил Максим.

Он и в самом деле этого не знал. Когда проходил краткий курс управления вездеходом, снаружи был бесконечный день. Поэтому включение фар и прожекторов, которых на корпусе машины было немало, в программу занятий не входило.

Но дело, конечно, было не в этом.

Он смотрел на столб черноты, протянувшийся от поросшей невыразительной растительностью земли до безвкусно размалёванных небес, и понимал, что туда не поедет.

– Управление электрооборудованием под левой рукой, – с нетерпением подсказала Калима. – Отдельный пульт с пятью переключателями. Они в ряд стоят. Не ошибёшься.

Максим послушно защёлкал тумблерами, и с третьей попытки ему удалось зажечь прожектора и фары. Жиденький по сравнению с пылающим днём пустыни свет слегка посеребрил мрачную черноту ущелья.

Но Максим с места не сдвинулся.

Все молча рассматривали блики на почти зеркальных стенках прохода и ощущение нереальности усилилось. Будто гигант в незапамятные времена проходил мимо, да и двинул мечом по этим горам. Просто так, с дуру, из молодецкой удали. Да и рассёк их на части…

А след от меча – вот он, перед глазами.