Вольдемар Бааль: Эксперимент

Он не удивился; он ощутил, как ослабевает его воля, чувство самосохранения, как всем его существом овладевает могучая и непреодолимая тяга к этой женщине.

Сбросив комбинезон, он сел на него и обхватил голову руками.

— Как ваше имя?

Она ответила негромко и отчетливо — это были два звука одинаковой продолжительности с мягким перепадом от одного к другому: это были «до» и «ми».

— До-ми, — сказал он. — Как странно. И удивительно. Доми?

— Доми! — Она опять засмеялась, подошла и села с ним рядом.

— Со мной происходит непредвиденное, — сказал он.

— Это сделала я, — ответила она, внимательно и четко выговаривая слова. — Не беспокойся. Мой муж недавно увеличил плечо викогитации. Да, викогитация, правильно. Муж изобрел новый метод. Плечо удлинилось во много раз. Он еще не доложил Совету, еще испытывает. А я знаю и решила попробовать. И вот — ты здесь. — Она смотрела открыто и весело.

— У меня там машина, — с трудом выговорил он.

— «Матлот»?

— Вы телепатка?

— Да, правильно. Это так у вас называется. Телепатия, телекинез, викогитация или транскогитация. Но этих последних слов вы еще не придумали. Придумаете позже, наверно. Да, у нас все телепаты, телекинетики, викогитаторы и еще многое другое, что вы тоже когда-нибудь, может быть, придумаете.

— Вы придумали?.. Или открыли?

— Не знаю, не все ли это равно? — Она наклонилась к нему, взгляд расширился. — Я люблю тебя.

— Непредвиденное, — повторил он, пытаясь собрать волю. — А впрочем, что тут непредвиденного? — продолжал он, словно обращаясь к самому себе. — У нас ведь тоже животные, например, разговаривают звуками.

— Не беспокойся, — мягко произнесла она, все так же глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Жара! — Он терял последнюю власть над собой. — Сделай же что-нибудь!

И в тот же миг палящий свет ФК 12-С 4874 заслонили кроны деревьев, над головой повисли ветки незнакомых пахучих кустов, и Филипп подумал, что именно такими бывают запахи, которые в старых книжках называются первозданными.

— Хорошо?

— Да, — отозвался он. — Удивительно. Музыкальная планета. Опера. — И ему подумалось, что другого названия у этой планеты и не может быть.

— Правильно, Опера! — Звонкий смех ее трелями разнесся вокруг. — Я твоя, — сказала она и прижалась щекой к его ладони, и ладонь стала голубеть.

— Твой муж… — Голос отказывался ему повиноваться. — Ты сказала, ты жена…

— Да. — Она кивнула. — Ему не будет больно.

— И я женат, — прошептал он. — Там, на моей планете… Жена, двое детей. И им будет больно. Ты понимаешь, что такое дети?

— Конечно. Но я научу тебя, и никому и никогда не будет больно.

— И я люблю их! — крикнул он. — И люблю ее!

— Конечно! — в тон ему откликнулась она. — Но сейчас ты любишь меня!

— Да, — ответил он…

Из-за леса плыли тревожные, методичные гудки: там, возле «Матлота» надрывался робот-дублер, там безостановочно, на грани возможностей трудился фиксатор и регистратор — уникум, которому в достаточной степени было доступно и то, что происходит за пределами корабля. Но Филиппа теперь это не беспокоило: он ничего не слышал, никуда не спешил.

Дорога до дома казалась бесконечно унылой и долгой. Прибыв, отчитавшись и сдав материалы на дешифровку, Филипп подал рапорт об отпуске, который был ему тут же предоставлен. Два дня ушли на медиков, на собратьев-«бродяг», посиделки в кафе, разговоры, мелкие незначительные делишки, после чего Филипп, забрав семью, отправился на давно облюбованную им Зеленую Гриву — тихий холмистый край. Там было солнечно, все благоухало и цвело, озеро кишело рыбой, леса — грибами и ягодами. Здесь при желании можно было сойтись с симпатичными людьми, но можно было и уединиться в тихом лесном домишке. И Филипп предпочел именно это уединение, хотя жена и дети охотнее поехали бы к морю, на какой-нибудь модный курорт.

— Мы дикари! — угрюмо сказал он разочарованному семейству. — Мы позабыли, какими бывают первозданные запахи, как скрипит сосна, какая мелодия у ручья.

Впрочем, он не настаивал на совместном времяпрепровождении и, отправляясь на рыбалку, спокойно соглашался отпускать жену с детьми к морю: мальчишке нравилось забавляться с волнами, девочке — играть в классики в компании таких же девочек, а жене — общество бывших однокурсниц. Они отправлялись на велоракете и вечером возвращались, а он целыми днями торчал на озере, и мысли его чаще всего были далеко от беспокойного поплавка и соблазнительных всплесков в тростниках.