Вольдемар Бааль - Источник забвения

— Да, молоко. И анализы подтвердили. Все верно. Но какой анализ просветит тебя относительно последствий? И вообще: что это получается, куда мы идем? — Он негромко и ядовито засмеялся, его передернуло. Возьмите, граждане, пестициды. Возьмите дуст. А что вы скажете про панацею ПП? Я уже молчу про бедного Роберта Оппенгеймера… А Е. Кравцова с коллегами встает в четыре утра…

Визин умолк, взглянул на Лизу — та смотрела на него, как на привидение. За стеной все так же шумели, смеялись, и громче всех теперь Митя-милиционер. Потом в окно стало видно, как Настасья Филатовна выносит какие-то кульки и банки и укладывает в коляску мотоцикла.

— Я вылил все к чертовой матери, Лиза… Не очень приятная перспектива — отравить человечество.

— Жалко, — несмело произнесла она.

— Человечество жалко?

— Что вылили.

— Не стоит жалеть.

— А вы сами хоть покушали?

— Покушал. Нормально. Видишь — жив-здоров.

— Че ж тада…

— Чтобы, Лиза, сделать искусственное молоко, надо сделать искусственное вымя. А чтобы сделать искусственное вымя, надо сделать искусственную корову. Которая бы ела искусственную траву, превращая ее в искусственную жвачку. Затем эта искусственная жвачка попадает в искусственный желудок, вызывает искусственные соки и — дальше… А следующий этап — искусственное мясо. Потом — искусственные мозги… И не будет преступников. И естественно — милиционеров и следователей. Твой отец в своих рассуждениях — на верном пути.

Лиза засмеялась, но тут же спохватилась, притихла; подумав, спросила:

— Можеть, вы знаете, у Долгом Логу шерстяные кохты есть?

Он уставился на нее, потом провел рукой по липу, словно отгоняя сон.

— Не интересовался. Хочешь купить шерстяную кофту?

— Не поеду ж я так-та!

— Куда?

— Как куда? К ему.

— А-а, — понял Визин. — Такая жара, а ты в шерстяной кофте…

— Можеть, потома не будеть жары.

— Правильно. Ты, Лиза, никому не рассказывай, что я тут тебе нагородил. Это я пошутил.

— Ладно. И вы не рассказывайте.

— Можешь быть спокойна. Ну, а теперь мы тебя будем выпускать — самое время: Настасья Филатовна на улице… — Он встал, подошел к двери, приоткрыл чуть-чуть и позвал: — Коля! Будь добр, на минутку.

Лиза, побледнев, исчезла за буфетом, вжалась в стену. Андромедов вошел, сразу увидел ее, вытаращился.

— Моя гостья, — сказал Визин. — Надо, Коля, тихо ее отсюда выпустить. Чтобы никто не заметил. И в первую очередь, как понимаешь, Константин Иванович. Иди-ка, проберись осторожненько в огород и отогни гвозди, чтобы окно выставить.

— Да. Хорошо, Герман Петрович.

— Только без шума.

— Не волнуйтесь.

Андромедов вышел, и вскоре его физиономия появилась в окне. В два счета он отогнул гвозди, Визин нажал на раму, она подалась и легла на руки Андромедова.

— Ну? Иди, подсажу.

— Я сама. — Она ловко вскарабкалась на подоконник, перебросила ноги; Визин поддержал ее, рука его скользнула по горбу — он тут же отдернул ее. Андромедов помог ей спрыгнуть; она исчезла.

— Давай — статус кво. И зайди.

Окно стало на место.

Визин сел на диван, расслабившись и раскинув руки; Андромедов — на стул у окна.

— Долго еще они там?

— Закругляются, Герман Петрович. А вообще, знаете, что-то в этом есть, ну — в рассуждениях Константина Ивановича. И в самом деле существующая с неведомых времен судебная троица…

— Я не буду писать писем, Коля.

— Конвертов нет? — наивно спросил Андромедов. — Так я мигом! Наверняка у Константина Ивановича найдется. А уж у Филиппа Осиповича — без сомнений: он же специально накупил кучу, чтобы жене с дороги письма писать. Я сейчас!

— Нет, Коля, дело не в конвертах, которых у меня действительно нет. Просто я уже не умею писать писем. Разучился. Позабыл. Понимаешь? Уже позабыл. Еще одно доказательство существования Сонной Мари — уже на подходе действует.

— Герман Петрович…

— Я начинал несколько раз — жене тоже. Бесполезно. — Визин посмотрел на него воинственно откровенно. — Можешь думать обо мне что угодно.

— Как «что угодно», почему? — Андромедов насторожился.

— С Тоней у нас был роман.

— Я догадался.

— Ну вот. Можешь думать что угодно.

Андромедов понимающе закивал.

— С какой стати я должен что-то думать? Тоня — неплохая девушка, вы ей тоже понравились… А, вот, видимо, в чем дело! Опасения всякие и так далее. Следователь, конечно, знает Тоню Дроздову и может, конечно… А огласка сейчас ни к чему, я понимаю. Вот что! Спокойно пишите, вложим конверт в конверт и отправим на имя одного человека, которого я хорошо знаю. Очень хорошо, Герман Петрович! Честный и порядочный человек. Он все аккуратно передаст, и никто не узнает.