Геннадий Прашкевич - Адское пламя

При всем том, тоже репрессированный поэт Петр Орешин был глубоко убежден, что

Все большую силу набирали писатели юркие.

Все больше и больше советская фантастика тускнела.

Фантастика, как жанр, как вид литературы, скорее, вредна, делился откровениями в журнале «Революция и культура» критик с лирической фамилией И. Злобный, она « уводит молодежь из текущей действительности в новые, не похожие на окружающее, миры ». Тогда же появились первые разработчики теории так называемой фантастики ближнего прицела – фантастики приземленной, бытовой, замкнутой на сиюминутные цели. Лозунг «Лицом к технике, лицом к техническим знаниям» такими критиками был воспринят буквально. Человек, как главный объект литературы, выпал из фантастики, кому нужна «замятинщина», «булгаковщина»? Фантастический рассказ обязательно должен быть как-то определен: астрономический, химический, авиационный, радиофантастический, какой угодно, только не литературный. Например, в подведении итогов конкурса на лучший научно-фантастический рассказ за 1928 год в журнале «Всемирный следопыт» говорилось: « Эта категория (фантастическая, – Г.П. ) дала много рассказов, но из них очень мало с новыми проблемами, сколько-нибудь обоснованными научно и с оригинальной их трактовкой. Особенно жаль, что совсем мало поступило рассказов по главному вопросу – химизации ».

И дальше: « Весьма удачной по идее и по содержанию следует признать «Золотые россыпи» – эту бодрую обоснованную повесть с химизацией полевого участка личной энергией крестьянского юноши, привлекшего к себе на помощь четырех беспризорных, которые в процессе работы сделались ценными культурными работниками. Автор достаточно знает вопросы агрикультурной химизации и занимательно преподносит их читателю ».

И еще дальше: « Рассказы «Открытие товарища Светаша» (средство от усталости) и «Земля-фабрика» (ленточная посадка ржи, удесятерившая урожаи) привлекают внимание своими современными темами, но оба рассказа кончаются беспричинной непоследовательной гибелью героев вместе с их открытиями (например, одного – от удара молнии), так что производят впечатление мрачной безнадежности, хотя реальная жизнь рисует нам, наоборот, беспрерывные завоевания науки и дает живые примеры успехов изобретателей в результате упорного труда и неуклонной энергии… »

Академик Владимир Афанасьевич Обручев, рассуждая о фантастике, очень удачно для критиков заметил: цель фантастики – поучать, развлекая. Сам он неизменно следовал этому принципу. Но критиков и это не устраивало.

« Реальный познавательный материал в ней, – писал о повести Алексея Толстого «Аэлите» критик А. Ивич («Научно-фантастическая повесть», «Литературный критик», 1940), – так же, как и в «Гиперболоиде», сведен к минимуму, аппарат для межпланетных сообщений описан очень приблизительно, использованы гипотезы жизни на Марсе, но без попытки научной разработки этого вопроса, да и подзаголовок – фантастическая повесть – предупреждает нас, что автор не ставил перед собой задачи художественной реализации серьезных научных гипотез ».

О мире грядущем, о величайших достижениях науки, о судьбах мировой революции, о перекройке вообще человека речи уже не шло. Не зря Александр Беляев в одной из статей жаловался: « Невероятно, но факт, в моем романе «Прыжок в ничто», в первоначальной редакции, характеристике героев и реалистическому элементу в фантастике было отведено довольно много места. Но как только в романе появлялась живая сцена, выходящая как будто за пределы служебной роли героев – объяснять науку и технику, на полях рукописи уже красовалась строгая надпись редактора: «К чему это? Лучше бы описать атомный двигатель ».

Критика теперь занималась не анализом.

Критика теперь выискивала мелких блох.

Н. Константинов («Литературная учеба», № 1, 1934) особо подчеркивал, что научная фантастика, прежде всего, должна быть как можно ближе к действительности: она должна всерьез и конкретно знакомить читателей с успехами науки и техники; авторы соответственно должны всерьез и конкретно изучить все высказывания по технике, сделанные Марксом и Энгельсом, Лениным и Сталиным. А. Палей, сам писатель-фантаст, в большом обозрении «Научно-фантастическая литература» («Литературная учеба», № 2, 1936) старательно фиксировал мелкие недочеты, допущенные тем или иным писателем. В. Каверин, например, неверно описал действие бумеранга, а Алексей Толстой ошибся, утверждая, что Земля с Марса будет выглядеть как красная звезда. Он же ошибся, утверждая, что гиперболоида можно увидеть со стороны. « В противоположность произведениям Обручева, – хвалил А. Палей роман инженера Н. Комарова, – этот роман слаб в художественном отношении, социальные вопросы освещены в нем плохо. Но проблема хладотехники поставлена интересно »