Геннадий Прашкевич - Кормчая книга

Но белые ночи кончаются скоро. Снегом засыпанный край замирал. Лишь островом жизни в бескрайних просторах кучкой палаток дымился Айхал.

Холодом космоса небо дышало, хиус свирепый гулял над тайгой. А с нами живущих детей отделяло лишь тонким брезентом от мглы ледяной.

И тесно столпившись у печки железной, в бликах огня бушевавшего в ней мы видеть хотели тот город чудесный, обещанный здесь для рабочих людей.

Город, забывший про ужас морозов, город-дворец над громадами скал, как символ победы над дикой природой, достойный счастливого слова – Айхал…

Спасло Альвиана то, что одна из преподавательниц, обходя ряды, шепнула:

– Кажется, вы смелый человек. Это похвально. Но сами подумайте. Тема: «Человек славен трудом». Советскому человеку должно воздаваться по труду, правильно? А у вас мгла ледяная, бараки, дети в полотняных палатках… Как-то не вяжется… У вас еще время есть… Перепишите…

– Но…

– Решайте сами.

Голос преподавательницы прозвучал искренне.

Альвиан смял листок со стихами. Не вяжется, не надо. За час, не задумываясь, отмахал образ незабвенной Катерины.

Спасовал? Возможно.

Зато теперь он точно знал, что ради будущего можно пренебречь некоторыми мелкими внутренними установками. Сразу впрягся в учебу. Не бегал по вечеринкам, свободное время отдавал учебникам. Хотел получить ясное представление о предмете, которому посвящал жизнь. Лолия Александровича, к счастью, в университете не оказалось, еще зимой его перевели в Саратовскую высшую партийную школу. Но появился другой человек. О таком Альвиан мог только мечтать. Профессор Остоженский. Гибель студенток – умница и язва. Сероглазый шатен шестидесяти лет. Участник всех университетских лыжных соревнований и в то же время глубокий исследователь, на работы которого ссылались видные ученые. Талантливому студенту профессор с удовольствием помогал, даже позволил работать в личной библиотеке. В доме Остоженского Альвиан присутствовал при невероятных беседах археологов Окладникова и Ларичева, писателей Астафьева и Распутина. Смотрел на учителя, затаив дыхание. В каждой лекции учителя видел откровение.

«Возникновение первых городов».

Шумер… Древний Египет… Финикия… Индия…

Конечно, Альвиан не раскапывал древних курганов Хафатши или Абу-Шарейна, не вгрызался узкой лопаткой в рыжие почвенные наслоения, скрывающие очередную Трою, не просеивал сквозь мелкое сито горячие пески Дин-Эс-Султана, но у него теперь был Учитель! Слушая профессора Остоженского, он сказал себе: никто больше никогда не собьет меня с курса! Рассорился с ребятами с факультета, отказавшись подписать какое-то письмо в защиту диссидентов. Коля Лебедев с пятого курса как-то рассказал анекдот. Вот Вовочку собирается в школу, просит: «Папочка, дай пятерку на помощь голодающим Лесото.» – «Не дам. У них там климат хороший. Они по три урожая собирают за год!» – «Папочка, это же просьба компартии Лесото.» – «Компартии? Чего же молчишь? Держи червонец. Если в Лесото есть компартия, значит, и голод есть». Анекдот не смешной, а Колю Лебедева из университета вышибли.

Политика Альвиана не интересовала.

Он вчитывался в труды классиков, делал выписки, конспектировал лекции, жадно ловил каждое слово профессора Остоженского. Отчетливо, до отдельной травинки, до камня видел зеленые холмы древней Земли, бескрайние просторы, скудно заселенные доисторическим человеком – грубым, зверовидным, только и умеющим бросаться камнями. Но к началу четвертого тысячелетия до нашей эры зверовидные начали осваивать охотничьи угодья. Жизнь усложнялась, следовало срочно умнеть, и вот чудо! – все те же зверовидные поумнели. Научились обрабатывать землю, а это уже не охота. Специальной палкой начали рыхлить землю. Еще не плуг, но зверовидные не останавливались, пробовали все. Обтесанный камень, обожженная кость, самородное железо – все шло в дело. Огонь костров оберегал умельцев, постоянно придумывающих новое. Их теперь кормило и охраняло все племя. И селиться люди старались рядом с мастерами.

Альвиан допер: производство лежало в основе городов!

Не было бы производства, не было бы и городов. Он явно вышел на настоящую тему. К тому же, она не грозила ему неожиданностями, хотя на одном из коллоквиумов доцент Кира Валентиновна, милая тоненькая, но уверенная блондинка, хорошо знавшая себе цену, охладила его пыл.

– Производство как причина возникновения городов? Что ж, мысль интересная, но не забывайтесь, Афанасьев. Главной движущей силой истории всегда была и остается классовая борьба!