Евгений Лукин - Delirium tremens (Страсти по Николаю)

Николай плакал.

«Подонок… — задыхаясь от жгучей ненависти и сладкой жалости к себе, любимому, думал он. — Какой же я подонок!.. Давить таких надо! Сунуть голову в водопроводный люк — и крышкой, крышкой!..»

Потом из общего мрака проглянула крохотная хитренькая надежда.

— А демократы… хотят, чтобы я не бросал, да?..

Витюлек вздернул бороденку и приспустил локоток.

— В сущности все эти фантомы хотят одного и того же. Они хотят власти, господа. А уж к какому лагерю кто прибьется — это вопрос случая.

— А-а… эти? — Колян робко указал вытаращенными, наслезенными глазами на пушку.

— Армия пока колеблется, — сухо ответил Витюлек. — Все зависит от дозы, которую примет Николай Цоколев.

— А какую надо принять?.. — затрепетав, спросил Колян.

— Как же, примешь с вами! — грозно вмешалась Нинка. — Вот за что мужиков терпеть не могу: как сойдутся — так сразу давай про политику!..

Витюлек немедленно обрел выправку и вернул локоток на отлет.

— Господа! — прочувствованно молвил он. — Я предлагаю выпить за душевный покой Николая Цоколева как за гарантию прочного мира в стране и за ближними рубежами!

— Только ты не исчезай, ладно?.. — взмолился Колян.

— Не буду, — заверил Витюлек и не солгал. Все, включая Нинку, выпили, а он как стоял — так и остался стоять.

— Ты… закусывай, — всполошился Колян, пододвигая Витюльку крупно, по-буденновски порубленный салат. Хотя, если уж на то пошло, салат бы следовало подсунуть не Витюльку, а Нинке. Но, впрочем, в поступке Коляна тоже была своя логика: то и дело исчезая сразу после тоста, тамада запросто мог спьянеть без закуски.

— Благодарствуйте… — Витюлек мило улыбнулся. Придвинул табурет поближе к столу, сел и с удовольствием захрустел куском огурца.

Колян глядел на него со слезами умиления.

— Да, но… как же?..

— А очень просто, — любезно отозвался Витюлек, уплетая салат. — Ко мне уже привыкли, горячка пустила корни. Со мной теперь одной стопкой не сладишь.

Колян смутился.

— Ну зачем же… так-то… о себе-то…

— Давайте будем называть вещи своими именами! — предложил Витюлек, отодвигая тарелку и явно заходя на следующий тост. — Да, я — белая горячка, но в отличие от остальных не боюсь себе в этом признаться…

Колян поспешно наполнил стопки. Витюлек встал и, выпрямившись, принял любимую позу.

— Господа! — начал он на высокой ноте. — Подойдите к зеркалу, загляните в него, господа, и спросите себя: «Мог такой человек возникнуть в иной среде, кроме чьей-либо воспаленной подкорки?» Не спешите с ответом! Положите руку на сердце, установите внутреннюю тишину… Вы ахнете, господа, вы попятитесь! И будете совершенно правы. Да! Горячечные видения порождают друг друга… Возьмем того же Николая Цоколева! Имелся ли шанс у этого беспомощного интеллигента выжить в условиях страшного мира, созданного в беспамятстве им самим? Да ни малейшего, господа!.. Взгляните окрест себя! Кругом инфляция, безработица, кривая преступности становится на глазах прямой и отвесной… И вот в воображении Николая Цоколева возникает образ существа, которое бы заботилось о нем, кормило, поило и даже ходило бы иногда на работу… Я говорю о хозяйке дома, об очаровательной Нине Петровне.

Нинка так и расплылась от удовольствия.

— Ну уж прямо… — зардевшись, пробасила она, улыбаясь собственному бюсту.

— Так… это… — забеспокоился вдруг Колян. — Тогда выходит, что и меня тоже кто-нибудь… ну… вообразил…

— Вне всякого сомнения, — любезно отвечал Витюлек.

Секунду Колян сидел неподвижно. Мысль усваивалась трудно, рывками.

— Кто?.. — хрипло выговорил он наконец, хватаясь за край столешницы и норовя встать. — Какая сука?..

— Цыть! — прикрикнула Нинка на сожителя. — Чего тост портишь?

Колян ополз на место.

— За Нину Петровну, господа! — провозгласил Витюлек, игриво качнув стопкой. — За Нину Петровну, которой я обязан своим существованием! Не будь ее, не было бы и меня. — Он приостановился и окинул стол орлиным оком. — Господа офицеры и дворяне пьют стоя! Хамы и дамы — сидя!

Колян поморгал и мешковато поднялся. Нинка на правах дамы осталась сидеть.

Стопки почти уже коснулись губ, когда входная дверь слетела с петель от страшного удара каблуком, и в комнату ворвались пятеро в камуфле и в черных наголовниках с прорезями для глаз. Замерли, рассыпавшись полукольцом. Дула коротеньких автоматов зияли в упор.

— Не двигаться! — напряженным голосом скомандовал старший. — Медленно поставить стопки на стол! Ме-едленно, я сказал!..