Перед Плетневым открывалась история предательства и лицемерия. Он даже не удивился, когда услышал, что заокеанским патроном Кэтрин Харуп был именно Дуайнер.
— Фрау Харуп не очень хорошо представляет, с какой целью Дуайнер так настаивал на скорейшей дешифровке бумаг, связанных с деятельностью Дейке, но я думаю, что это имеет отношение к Хальту и рыбочеловеку. Как заявила фрау Харуп, именно Дуайнер приказал ей не разглашать информацию о рыбочеловеке, когда она переслала ему мои фотографии. Так что этим людям… — герр Груббе кивнул на дверь следственного отдела, — этим людям нужен, наверное, убийца Вивари, но они не хотят, чтобы раскрылись тайны этого убийцы, рыбочеловека. Бесспорно, они не прочь поймать его, но не для разоблачения, а для дальнейшего использования. Открыто признать рыбочеловека убийцей означает отказаться от работы с ним.
— Это я уже понял, — неторопливо вставил Плетнев.
— Так считает и фрау Харуп. И думает, что ее дочь убили из мести. Она уверена, что Дуайнер вышел на рыбочеловека и раскрыл ему, каким образом ему это удалось. Были названы имена… О том, что копию фотографии я дал еще и вам, фрау Харуп не знает. Думаю, она не права, но… ее дочь убили на морском берегу кинжалом. Убийца, вонзив меж лопаток жертвы клинок, им же припечатал лист картона. На нем слова: «Так поступят с каждым, кто стоит на пути наци». И теперь фрау Харуп никто не остановит — ни Дуайнер, ни масоны. Она так сказала…
— Масоны? — переспросил Плетнев.
— Да, — с удивлением в голосе подтвердил Груббе, — разве вы не знаете, что Хальт — масон высокого посвящения, градуса, как они говорят? И далее По заданию Дуайнера фрау Харуп разыскала человека, который был в сорок пятом году занят на строительстве военного объекта на Лигурийском побережье. Конечно, после войны мало кто вспоминал о том объекте. Он мог сгореть, его могли разбомбить, да его просто могли не достроить! Этот человек рассказал, что до капитуляции Италии они успели лишь провести галереи для подземных коммуникаций и систему шлюзов — галереи по проекту зачем-то соединялись с морем. Потом стройку не то законсервировали, не то прекратили вовсе — он не знал. А Хальт купил этот участок за баснословную цену. Мы с фрау Харуп пришли к выводу, что военный объект строился исключительно для нужд пациентов клиники Дейке и скорее всего там, должно быть, сейчас скрывают ваших соотечественников. Вот, — Груббе неторопливо полез во внутренний карман пиджака, — вот… Примерный план логова. Со слов строителя.
— Что же вы! — Плетнев с таким укором посмотрел на Груббе, что неторопливый немец потупился.
— Но моя информация…
Плетнев его не слушал. Толкнул дверь кабинета следователя и потребовал:
— Немедленно свяжите меня с полицейским комиссаром Рима!
— Я придушу его!
— Его здесь нет. Он решил свести счеты с Хальтом, а Хальт вылетел в Союз. Значит… Мерзавец пошел к нашим берегам. Ой! — Света схватилась за щеки. — Он же там… И мы не можем… Знаем и не можем!
Баранов поразился, как резко на еще свежее юное лицо жены легла печать испытаний. И эти неестественно белые пряди в ореховых волосах.
— Нелюдь сказал, отсюда нельзя выбраться без акваланга.
— Но я моряк. Ты ходила в деревню — какой там берег?
— Отлогий.
— Значит, он врет. Шельф тоже отлогий.
— Он что-то говорил про систему гротов. Гротов Баранов не видел.
Тогда в Риме он шел ко Дворцу юстиции. За квартал от отеля, когда он поравнялся со стоящим у кромки тротуара грузовиком-фургоном, его оглушил сильный удар. Очнулся он в темном кузове, связанный по рукам и ногам. Потом он оказался в саду, посреди розария. Высокий плотный седой человек туго завязал ему глаза, пинками перебросил в тележку — она долго катилась все вниз и вниз как по сходням. Пахло плесенью и рыбой.
Потом кто-то сказал по-немецки:
— Благодарю, Хальт.
Чьи-то сильные руки подняли Баранова вверх, стянутого веревкой запястья коснулся металл.
— Помогите, Хальт, — сказал тот же голос. И Баранов потерял чувство опоры.
— Идите, Хальт, веревки на ногах я обрежу сам.
Баранов услышал удаляющиеся шаги, скрежет двери. И тут с его лица сорвали повязку. Снизу вверх с видимым интересом на него смотрел человек. Но это лицо никогда не могло быть человеческим. В нем словно чего-то недоставало. Лицо было отталкивающим, но Баранов не мог отвести от него глаз. Вот он — рыбочеловек.
Вдруг рыбочеловек рассмеялся. С размаху ударил Баранова в живот. Баранов закачался на крюке как маятник. Баранов ждал новых ударов, но рыбочеловек ушел — и Баранов понял, что тот хотел только поиздеваться… Потом появилась Света.
Читать дальше